Если у тебя есть гештальт, закрой его.
Заявила мне тут родительница, что со мной «неприятно общаться, прям подходить и просить ничего не хочется!» Гм, ну, если родным со мной неприятно, то кому тогда вообще приятно может быть? 
Сидела я за компом, разбиралась с флэшками, чтобы скинуть на них документы и обе маме отдать. И главное – чтобы она не увидела, что у меня на флэшках, и не начала возмущаться, какой ерундой занимаюсь.
Как-то вот уже привыкла, садясь за комп, ожидать наскоков и раздражения на этот счёт, уже как-то заранее невольно начинаю дёргаться.
Когда вместе с мамой набираю или правлю на компе протоколы для неё, то часто тоже начинаем обе раздражаться. Правда, не всегда. Я по началу не понимала, что она от меня хочет. Например, говорит: «Поднимай». Я иду в начало документа. Она раздражается. Оказывается, «поднимай» означает «поднимай текст вверх», то есть «иди вниз документа». Мелочи, конечно, но так по мелочам да по мелочам – и сидим обе дёрганые. Потом говорит: «А вот сотрудница на работе меня с полуслова понимает и инструкции все выполняет правильно».
Ну, может, сотрудница Робка. 
Сотрудница чаще это делает просто.
Ещё иногда меня несколько раздражает, что в профсоюзных протоколах за всегда очень тщательной мамой-редактором приходится выправлять всякие мелочи: дефис менять на тире, точки в сокращениях ставить и т.п. Думаешь: в статьях же ты такого никогда не пропускаешь, а что же здесь?
Короче, приходится чувствовать себя некоторым подобием Макса.
В общем, вожусь с флэшками, соображаю, что у меня с них есть и что куда перекинуть. Подходит мама, даёт инструкции, что нужно сделать с её документами. Я сбиваюсь, несколько раздражённо отвечаю, типа, подожди. Мама тоже начинает раздражаться и заявляет: «Ничего не надо! На работе всё сделают!» Сижу в неком замешательстве: с флэшками уже разобралась, и почему бы не сделать дома, чем на работе кого-то просить. В конце концов скинула, но нужную правку не внесла. Не то что обида осталась, а некоторое сожаление. (А мама-то, конечно, через пять минут забыла. )
Наверно, я так хочу, чтобы близкие меня успокаивали и утешали (притом не так, как они умеют утешать, а как-то по-другому, как и сама-то представляю смутно ), что не замечаю, как им моё раздражение неприятно и даже тяжело. Меня, оказывается, терпят. 
Сидела я за компом, разбиралась с флэшками, чтобы скинуть на них документы и обе маме отдать. И главное – чтобы она не увидела, что у меня на флэшках, и не начала возмущаться, какой ерундой занимаюсь.
Как-то вот уже привыкла, садясь за комп, ожидать наскоков и раздражения на этот счёт, уже как-то заранее невольно начинаю дёргаться. Когда вместе с мамой набираю или правлю на компе протоколы для неё, то часто тоже начинаем обе раздражаться. Правда, не всегда. Я по началу не понимала, что она от меня хочет. Например, говорит: «Поднимай». Я иду в начало документа. Она раздражается. Оказывается, «поднимай» означает «поднимай текст вверх», то есть «иди вниз документа». Мелочи, конечно, но так по мелочам да по мелочам – и сидим обе дёрганые. Потом говорит: «А вот сотрудница на работе меня с полуслова понимает и инструкции все выполняет правильно».
Ну, может, сотрудница Робка. Сотрудница чаще это делает просто. Ещё иногда меня несколько раздражает, что в профсоюзных протоколах за всегда очень тщательной мамой-редактором приходится выправлять всякие мелочи: дефис менять на тире, точки в сокращениях ставить и т.п. Думаешь: в статьях же ты такого никогда не пропускаешь, а что же здесь?
Короче, приходится чувствовать себя некоторым подобием Макса. В общем, вожусь с флэшками, соображаю, что у меня с них есть и что куда перекинуть. Подходит мама, даёт инструкции, что нужно сделать с её документами. Я сбиваюсь, несколько раздражённо отвечаю, типа, подожди. Мама тоже начинает раздражаться и заявляет: «Ничего не надо! На работе всё сделают!»
Сижу в неком замешательстве: с флэшками уже разобралась, и почему бы не сделать дома, чем на работе кого-то просить. В конце концов скинула, но нужную правку не внесла. Не то что обида осталась, а некоторое сожаление. (А мама-то, конечно, через пять минут забыла. )Наверно, я так хочу, чтобы близкие меня успокаивали и утешали (притом не так, как они умеют утешать, а как-то по-другому, как и сама-то представляю смутно
), что не замечаю, как им моё раздражение неприятно и даже тяжело. Меня, оказывается, терпят.