[АСЯ-ЯСА]

Всё-таки покупки и траты денег необъяснимо успокаивают. Вчера затарилась НЛПишно-холмсо-дуальным набором:

1. Аудиокнига по НЛП.
Пусть НЛП сейчас уже не так модно, как несколько лет назад, но, если уж оно эффективно, то в любом случае не теряет актуальности.
Начала слушать – впечатление, что ещё шаг и будет антигуманно. Смотря как использовать, конечно. Ну, хотя бы выучу терминологию.

2. Аудиокнига «Союз рыжих. Рассказы о Шерлоке Холмсе».
Надо же всё-таки начать слушать аудиокниги. Сначала по-русски, потом, может, и до языка оригинала дойдём.
Читает Сергей Кирсанов – и читает здорово, мне нравится.
Названия рассказов: «Союз рыжих», «Скандальная история княжества О...», «Ловкий обман», «Таинственное убийство в Боскомбской долине», «Человек со шрамом», «История голубого алмаза».
Перевод Ф.Н.Латернера. Интересно, какого года. Кажется, как будто старый, хотя, может быть, стилизация. Надо будет сравнить с привычными переводами.
Сначала не поверила своим ушам, но Холмс и Ватсон друг к другу на «ты». Впечатление фанфика, чесс-слово.
В «Союзе рыжих» заметила фразу «поздравил меня с одержанным успехом». Всё-таки одержать можно победу, а успеха обычно добиваются. Кажется, «одержанный успех» – речевая ошибка.
В «Скандальной истории княжества О...» Холмс интересно отзывается об Ирен (в переводе она Ирена ) Адлер: «Она самая восхитительная женщина в мире. Все конюхи и кучера Серпентин-авеню утверждают это в один голос». Прямо-таки как в том анекдоте: «Женюсь на нашей прачке. – Ну и как, она хорошая девушка? – Да! Вся рота хвалит!»

3. Фильм «Набережная туманов» с молодым Жаном Габеном.
Надо же лучше уяснить для себя образ дуала.

4. Фильм «Человек-зверь», в котором Жан Габен играет серийного маньяка убийцу, что само по себе уже интересно.

5. Романы «Жёлтый Кром» и «Шутовской хоровод» Олдоса Хаксли.
Пробежалась по первым страницам (основательно погружусь в текст, когда дочитаю «Сатирикон», чтобы не читать по десять книг сразу, дала себе слово ). Впечатление какой-то скачкообразности, несвязности повествования, однако читается легко.
Несколько цитат (текст от автора):

«На следующей станции ему, слава Богу, выходить».
«О, эта поездка!»
«О, у него были сотни часов, и что же?»
«Ему было двадцать три и – о, как мучительно сознавать это!»
«Galbe. Хорошее слово. Но оно французское».

Да, Гексли жжот. Но неужели я примерно так же пишу! Ужас!
Интересно, какие будут диалоги.

Да, до чего я дожил: надо целых пять интересных вещей, чтобы мне похорошело.

@темы: Соционика, Шерлок Холмс, Жан Габен, Психология, Персоналии, Жызня, Кино, Книги, Литература, Цитата

Comments

[helen stoner]

АСЯ-ЯСА

2. Аудиокнига «Союз рыжих. Рассказы о Шерлоке Холмсе».

о_О а где такое можно найти, да еще с такими потрясными подробностями?

[helen stoner]

АСЯ-ЯСА

2. Аудиокнига «Союз рыжих. Рассказы о Шерлоке Холмсе».

о_О а где такое можно найти, да еще с такими потрясными подробностями?

[АСЯ-ЯСА]

helen stoner
Просто в книжном нашла у нас на Таганке. Сфоткаю диск, повешу в следующий раз.

[helen stoner]

АСЯ-ЯСА
Спасибо, может, и у нас такое водится

[АСЯ-ЯСА]

helen stoner
Должно водиться. Я этот диск давно и во многих книжных видела, а вот приспичело купить только сейчас.

[helen stoner]

АСЯ-ЯСА
А я другие постановки, по-английски, сейчас слушаю - с Гилгудом, скачанные у  Erno.

[АСЯ-ЯСА]

helen stoner
А, здорово. Ну, может, и я когда до английского дорасту.

[helen stoner]

АСЯ-ЯСА
Оно того стоит - до того вкусно они всё это играют...

[АСЯ-ЯСА]

helen stoner
Класс! Значит, постараюсь дорасти как можно быстрее.

[helen stoner]

АСЯ-ЯСА
Ага! И еще он там постоянно неподражаемо , как обычно все уважающие себя Холмсы и делают

[АСЯ-ЯСА]

helen stoner
О да, тогда это самый правильный Холмс!

[helen stoner]

АСЯ-ЯСА

[Rickorie]

Я у Хаксли как истинный антиутопист читала Дивный Новый мир, понравилось. А про всю роту - мощная фраза

[АСЯ-ЯСА]

Rickorie Rebel
«Мир» Хаксли тоже хочу прочесть. Помимо прочего, интересно, какие Хаксли-Гексли в зрелости, как пишут и к какому мировосприятию приходят.
А можешь поделиться впечатлениями, чем именно понравилось?

[Rickorie]

Просто я люблю антиутопии, Оруэлл и Замятин - я по ним реферат писала.

[АСЯ-ЯСА]

Rickorie Rebel
Здорово. Я, увы, пока ни того, ни другого не читала, но по тому, что слышала, — интересно.

[Rickorie]

Вообще довольно тяжёлые произведения, правдивые.

[АСЯ-ЯСА]

Rickorie Rebel
Интересно.

[Rickorie]

красноречивая цитата:«Подлинная власть, власть, за которую мы должны
сражаться день и ночь, -- это власть не над предметами, а над людьми. -- Он
смолк, а потом спросил, как учитель способного ученика: -- Уинстон, как
человек утверждает свою власть над другими?
Уинстон подумал.
-- Заставляя его страдать, -- сказал он.
-- Совершенно верно. Заставляя его страдать. Послушания недостаточно.
Если человек не страдает, как вы можете быть уверены, что он исполняет вашу
волю, а не свою собственную? Власть состоит в том, чтобы причинять боль и
унижать. В том, чтобы разорвать сознание людей на куски и составить снова в
таком виде, в каком вам угодно. Теперь вам понятно, какой мир мы создаем?
Он будет полной противоположностью[5] тем глупым гедонистическим утопиям,
которыми тешились прежние реформаторы. Мир страха, предательства и мучений,
мир топчущих и растоптанных, мир, который, совершенствуясь, будет
становиться не менее, а более безжалостным; прогресс в нашем мире будет
направлен к росту страданий. Прежние цивилизации утверждали, что они
основаны на любви и справедливости. Наша основана на ненависти. В нашем
мире не будет иных чувств, кроме страха, гнева, торжества и самоуничижения.
Все остальные мы истребим. Все. Мы искореняем прежние способы мышления --
пережитки дореволюционных времен. Мы разорвали связи между родителем и
ребенком, между мужчиной и женщиной, между одним человеком и другим. Никто
уже не доверяет ни жене, ни ребенку, ни другу. А скоро и жен и друзей не
будет. Новорожденных мы заберем у матери, как забираем яйца из-под несушки.
Половое влечение вытравим. Размножение станет ежегодной формальностью, как
возобновление продовольственной карточки. Оргазм мы сведем на нет. Наши
неврологи уже ищут средства. Не будет иной верности, кроме партийной
верности. Не будет иной любви, кроме любви к Старшему Брату. Не будет иного
смеха, кроме победного смеха над поверженным врагом. Не будет искусства,
литературы, науки. Когда мы станем всесильными, мы обойдемся без науки. Не
будет различия между уродливым и прекрасным. Исчезнет любознательность,
жизнь не будет искать себе применения. С разнообразием удовольствий мы
покончим. Но всегда -- запомните, Уинстон, -- всегда будет опьянение
властью, и чем дальше, тем сильнее, тем острее. Всегда, каждый миг, будет
пронзительная радость победы, наслаждение оттого, что наступил на
беспомощного врага. Если вам нужен образ будущего, вообразите сапог,
топчущий лицо человека -- вечно.
Он умолк, словно ожидая, что ответит Уинстон. Уинстону опять
захотелось зарыться в койку. Он ничего не мог сказать. Сердце у него стыло.
О'Брайен продолжал:
-- И помните, что это -- навечно. Лицо для растаптывания всегда
найдется. Всегда найдется еретик, враг общества, для того чтобы его снова и
снова побеждали и унижали. Все, что вы перенесли с тех пор, как попали к
нам в руки, -- все это будет продолжаться, только хуже. Никогда не
прекратятся шпионство, предательства, аресты, пытки, казни, исчезновения.
Это будет мир террора -- в такой же степени, как мир торжества. Чем
могущественнее будет партия, тем она будет нетерпимее; чем слабее
сопротивление, тем суровее деспотизм. Голдстейн и его ереси будут жить
вечно. Каждый день, каждую минуту их будут громить, позорить, высмеивать,
оплевывать -- а они сохранятся. Эта драма, которую я с вами разыгрывал семь
лет, будет разыгрываться снова и снова, и с каждым поколением -- все
изощреннее. У нас всегда найдется еретик -- и будет здесь кричать от боли,
сломленный и жалкий, а в конце, спасшись от себя, раскаявшись до глубины
души, сам прижмется к нашим ногам. Вот какой мир мы построим, Уинстон. От
победы к победе, за триумфом триумф и новый триумф: щекотать, щекотать,
щекотать нерв власти. Вижу, вам становится понятно, какой это будет мир. Но
в конце концов вы не просто поймете. Вы примете его, будете его
приветствовать, станете его частью.» 1984, Оруэлл
А я по нему слэш написала....

[АСЯ-ЯСА]

Rickorie Rebel
О да, психологическое садо-мазо и утверждение своей власти — тема по истине неисчерпаемая.
Спасибо за цитату.

Если человек не страдает, как вы можете быть уверены, что он исполняет вашу волю, а не свою собственную?

Ы, прям какая-то озабоченная логика.
Мда, если вспомнить систему психотипов Афанасьева, то у этого воинствующего О'Брайена, помимо всяких комплексов, ещё и, похоже, слабенькая 3-я Физика. Так он ненавидит всё, что с этим связано. Бедный, бедный! Видно, не доставало дяденьке любви, ласки и заботы в детстве.

Не, я бы на месте этого упивающегося собственными словами учителя сказала своему ученику просто: «Когда люди боятся, ими легче управлять; используя и контролируя естественные чувства и врождённые потребности людей, ими легче управлять; когда люди одиноки, ими легче управлять; когда они верят в то, что нам выгодно, ими легче управлять; когда их жизнь тотально контролируется, когда подчинена одной идеологии, — пусть даже самой нелепой по своей сути, пусть даже полной ахинее, — ими легче управлять. И государственное управление становится значительно проще. Так что будь циничнее и не верь ни в какие идеологии: пусть в них верит толпа, которой ты управляешь».

А я по нему слэш написала....

Ух ты! Интересно! А можешь поделиться?

А я по нему слэш написала....

[Rickorie]

Ээээ...почитать можно. Только ты не читала Оруэлла, и не знаешь про Джулию)
А Уинстон в течение всей книги испытывает к O'Брайену необъяснимую симпатию

[АСЯ-ЯСА]

Rickorie Rebel

Только ты не читала Оруэлла, и не знаешь про Джулию)

Ню, так я, по крайней мере, как самостоятельное произведение прочту.

А Уинстон в течение всей книги испытывает к O'Брайену необъяснимую симпатию

Мдя... Вот если б наоборот, тогда б я не удивилась. А так слэш напрашивается сам собой.


Кстати, дочитала до несколько похожего разговора в 22 главе «Жёлтого Крома» у Хаксли. Но тут всё намного мягче. По-гекслевски, я бы сказала.

Большая цитата.

—Здравомыслие!— сказал мистер Скоуган, внезапно прерывая долгое молчание. — Здравомыслие — вот моя беда и будет ваша тоже, мой дорогой Дэнис, когда вы достаточно повзрослеете, чтобы выбирать между здравомыслием и безумием. В здравомыслящем мире я стал бы великим человеком. При нынеш-

* Перевод Р. Дубровкина.

нем положении вещей, как оно курьезно сложилось, я вообще ничего собой не представляю. По сути дела, я не существую. Я просто vox et praeterea nihil*.

Дэнис ничего не ответил. Он думал совсем о другом. В конце концов, говорил он про себя, в конце концов Гомбо красивее меня, он более занимательный собеседник, более уверен в себе. И кроме того, он уже что-то собой представляет, а я все еще только — нераскрытые возможности...

—Все, что вообще совершается путного в этом мире, совершается безумцами, — продолжал мистер Скоуган. Дэнис пытался не слушать, но речь мистера Скоугана, лившаяся с железной неотвратимостью, постепенно захватывала его внимание. — Люди вроде меня — и вас, каким вы, может быть, станете, — никогда ничего не достигали. Мы слишком разумны. Мы просто люди рассудка. Нам не хватает человечности, неодолимой, фанатической одержимости. Люди готовы, чтобы немного поразвлечься, послушать философов, как они слушали бы скрипача или фигляра. Но чтобы поступать так, как советует разумным человек, — никогда. Когда бы ни приходилось делать выбор между разумным и безумцем, человечество всегда без колебаний шло за безумцем. Ибо безумец обращается к самой сущности человека —к его страсти и инстинктам. Философы же обращаются к внешнему и второстепенному — к рассудку.

Они вошли в сад. В начале одной из аллей стояла зеленая деревянная скамейка в море благоухающих кустов лаванды. Именно здесь, хотя здесь совершенно не было тени и дышать приходилось горячим, сухим ароматом вместо воздуха, — именно здесь мистер Скоуган решил сесть. Под прямыми лучами солнца он блаженствовал.

—Рассмотрим, например, Лютера и Эразма. — Он достал трубку и, не прекращая разговора, начал набивать ее. — Если и был на земле человек разума, то это, конечно, Эразм. Его сначала слушали — новый виртуоз, играющий на изящном и богатом красками инструменте, каким является интеллект. Им даже восхищались, перед ним преклонялись. Но побудил ли он людей вести себя так, как он хотел, — благоразумно, пристойно или хотя бы чуть-чуть менее по-свински, чем обычно? Нет. И вот являет-

* Звук, и ничего более (лат.).

ся Лютер, неистовый, страстный — безумец, по-сумасшедшему убежденный в невозможном. Он кричал, и люди бросались за ним. Эразма больше не слушали. Его поносили за рассудительность. Лютер — это было серьезно, это была реальность, как недавняя мировая война. Эразм — это только здравый ум и приличие. Он был мудр, но ему не хватило силы, чтобы побудить людей к действию. Европа пошла за Лютером и на полтора столетия предалась войнам и кровавым преследованиям. Печальная история!

Мистер Скоуган чиркнул спичкой. В ярком солнечном свете пламя ее было почти невидимо. К острому сладковатому запаху лаванды начал примешиваться запах тлеющего табака.

— Если вы хотите заставить людей вести себя разумно, то начинать убеждать их надо с заклинаний. Самые разумные наставления основателей религий распространяются только с помощью фанатизма, который здравомыслящему человеку не может не представляться прискорбным. Как унизительно убеждаться, насколько бессилен здравый рассудок. Он, например, говорит нам, что единственный путь сохранить цивилизацию — это вести себя порядочно и разумно. Здравомыслие взывает к человеку и убеждает. Наши правители погрязли в привычном свинстве, а мы молчим и повинуемся. Единственная надежда — фанатичный крестовый поход. Я готов, когда он начнется, громче всех бить в тамбурин, но в то же время буду несколько стыдиться самого себя. Однако,— мистер Скоуган пожал плечами и, держа трубку в руке, сделал жест, выражавший покорность судьбе, — бессмысленно жаловаться на то, что все так сложилось. Здравый рассудок сам по себе бесполезен — это непреложный факт. Нам в таком случае остается разумно использовать силы безумия. Мы, здравомыслящие люди, еще обретем власть.

Глаза мистера Скоугаиа засияли ярче обычного, и, вынув трубку изо рта, он разразился своим громким, сухим, почти демоническим смехом.

— Но мне не нужна власть, — сказал Дэнис. Он сидел, безвольно поникнув, на краю скамейки, прикрывая глаза от нестерпимого света. Мистер Скоуган, прямой, как палка, на другом краю, снова засмеялся.

—Власть нужна всем, — сказал он. — Власть в той или иной форме. Власть, которой вы жаждете, — это литературная власть. Некоторые хотят власти, чтобы мучить других людей, вы сублиг мируете жажду власти, добиваясь возможности мучить слова, выкручивая их, расплавляя на огне и переливая в другую форму, подвергая пыткам, чтобы заставить повиноваться себе. Но я отклонился от темы.

— Действительно? — слабым голосом спросил Дэнис.

[АСЯ-ЯСА]

Rickorie Rebel

Продолжение большой цитаты.

—Да, — продолжал мистер Скоуган, игнорируя его замечание, — это время придет. Мы, люди интеллекта, научимся обуздывать безумие и ставить его на службу разуму. Мы не можем больше оставлять человечество на волю случая. Мы не можем позволить опасным фанатикам вроде Лютера, помешанного на своих догмах, вроде Наполеона, помешанного на самом себе, появляться время от времени и все переворачивать вверх дном. В прошлом это было не так страшно. Но механизм нашей сегодняшней жизни слишком хрупок. Еще несколько ударов вроде недавней войны, один-два Лютера — и все развалится на куски. В будущем люди разума должны позаботиться о том, чтобы безумие фанатиков направлялось в соответствующие каналы, чтобы его заставляли выполнять полезную работу, как горный поток вращает турбину динамо-машины.

—Производя электричество для освещения какого-нибудь отеля в Швейцарии, — сказал Дэнис. — Доводите до конца ваше сравнение.

Мистер Скоуган только отмахнулся.

—Нужно лишь одно, — сказал он. — Люди интеллекта должны объединиться, должны составить заговор и отобрать власть у слабоумных и фанатиков, которые сейчас правят нами. Мы должны основать Рационалистическое государство.

Жара, постепенно парализовывавшая умственные и физические способности Дэниса, прибавляла, казалось, мистеру Ско-угану новые силы. Он говорил со все возрастающей энергией, делая руками резкие, быстрые, точные жесты, блестя глазами. Жесткий, сухой голос его звучал и звучал безостановочно в ушах Дэниса с неумолимостью работающего механизма.

—В Рационалистическом государстве, — доносился до Дэниса этот голос, — люди будут разделены на особые биологические виды — в соответствии не с цветом глаз или формой черепа, а с уровнем их интеллекта и с темпераментом. Психологи-контролеры такой квалификации, которая сейчас показалась бы чем-то вроде ясновидения, будут обследовать каждого родившегося ребенка и относить его к соответствующему виду. Надлежащим образом маркированный ребенок получит образование, которое необходимо для данного вида, и, став взрослым, приступит к выполнению функций, которые способны выполнять человеческие существа его вида.

—Сколько всего видов будет в Рационалистическом государстве? — спросил Дэнис.

—Несомненно, очень много, — ответил мистер Скоуган. — Классификация будет тонкая и сложная. Однако входить в детали —не во власти пророка, да и не его это дело. Я лишь укажу три главных вида, на которые будут разделены граждане Рационалистического государства.

Он помолчал, прочистил горло и кашлянул один-два раза, отчего Дэнис сразу представил себе стол, на нем стакан и графин с водой и лежащую поперек указку, которой пользуются лекторы, когда показывают иллюстрации с помощью волшебного фонаря.

— Три главных вида, — продолжал мистер Скоуган, — будут такие: руководящие интеллектуалы, фанатики и стадо. Из интеллектуалов будут отобраны те, кто способен мыслить, кто знает, как в определенной степени освободиться — и увы! как ограниченна эта свобода даже для самых интеллектуальных людей! — от духовного рабства своего времени. Элита интеллектуалов, выбранных из тех, кто занялся решением практических проблем, — вот кто будет править Рационалистическим государством. Орудием их власти будет второй важный человеческий вид — фанатики, безумцы, как я их назвал, — те, кто верит во что-то слепо, страстно и готов умереть за то, во что верит и о чем мечтает. Этим безумцам с их опасной способностью совершать как добро, так и зло больше не будет позволено непредсказуемо реагировать на непредсказуемые обстоятельства. Не будет больше Чезаре Борд-жиа, не будет Лютеров и Магометов, не будет Джоанн Сауткот и Комстоков. Старомодного человека веры и страсти — это необдуманное творение жестоких обстоятельств, который мог довести людей до слез и раскаяния, но равным образом заставить их резать друг другу глотки, заменит новый тип безумца, внешне все так же вспыхивающего огнем самопроизвольного воодушевления, но — о, как сильно отличающегося от безумцев былых времен! Ибо новый фанатик будет направлять свою страсть, мечты и воодушевление на осуществление какой-то разумной идеи. Он будет, совсем того не сознавая, орудием более совершенного интеллекта.

Мистер Скоуган злобно хихикнул. Казалось, будто он мстил исступленным фанатикам от имени рассудка.

— С самого раннего возраста, иначе говоря, с того момента, когда психологи-контролеры определят их место в схеме, классифицирующей человеческие виды, фанатики начнут получать специальное образование под наблюдением интеллектуалов. Сформировав свое мировоззрение в результате долгого процесса внушения, они выйдут в мир, проповедуя и претворяя в жизнь с неподдельным энтузиазмом сугубо рациональные планы, разработанные наверху Элитой. Когда эти планы будут осуществлены или когда идеи, бывшие полезными десяток лет назад, перестанут быть полезными, интеллектуалы внушат новому поколению безумцев новую вечную истину. На фанатиков возлагается функция направлять стадо, этот третий важный вид, к которому будут относиться бесчисленные миллионы тех, кто лишен умственных способностей или необходимого фанатизма. Когда от стада потребуется какое-то конкретное действие, когда будет необходимо ради сплочения усилий зажечь людей какой-то одной воодушевляющей мечтой или идеей, фанатики, которым будут заранее внушены простые и ясные убеждения, отправятся с миссией проповедовать ее. В обычные времена, когда высокий моральный накал, свойственный крестовым походам, становится вредным, фанатики будут усердно и без шума делать великое дело образования. Для воспитания стада будут научно использоваться почти безграничные возможности внушения. Систематически, с самого раннего младенческого возраста представителям этого вида будет внушаться, что вне работы и повиновения счастья быть не может. Их заставят поверить в то, что они счастливы, что являются исключительно нужными людьми и все, что они делают, важно и значительно. Для низших человеческих видов Земля вновь станет центром Вселенной, а человек — высшим существом на Земле. О, я завидую уделу простых людей в Рационалистическом государстве! Отрабатывая свои восемь часов в день, повинуясь высшим по интеллекту, не сомневаясь в собственном величии, значении и бессмертии, они будут удивительно счастливы — счастливы, как никто до них на земле. Всю жизнь они проживут в розовом опьянении, так никогда из него и не выходя. Фанатики будут играть роль виночерпиев в этом длящемся всю жизнь вакхическом празднестве, снова и снова наполняя чаши согревающим напитком, который в грустном и трезвом уединении за сценой будут готовить интеллектуалы для опьянения своих подданных.

—А каким будет мое место в Рационалистическом государстве? — сонно поинтересовался Дэнис, прикрываясь рукой от солнца.

Некоторое время мистер Скоуган молча смотрел на него.

- Определить его не так-то легко, — сказал он наконец. — Физическую работу вы делать не можете, вы слишком независимы и не поддаетесь внушению, чтобы вас можно было отнести к стаду. У вас нет ни одного из качеств, необходимых фанатикам. Что же касается руководящих интеллектуалов, то они должны быть изумительно логичными, безжалостными и проницательными. — Он помолчал и покачал головой. — Нет, места для вас я не вижу. Только в камере смерти.

Глубоко уязвленный, Дэнис изобразил громкий гомерический смех.

— Скоро я получу здесь солнечный удар, — сказал он и встал. Мистер Скоуган последовал его примеру, и они медленно пошли по узкой дорожке, отводя руками голубые цветы. Дэнис сорвал веточку лаванды и понюхал ее, потом несколько темных листьев розмарина, пахнувшего, как ладан в пустой церкви. Они прошли мимо клумбы мака, лепестки которого уже опали, а круглые, зрелые головки с семенами были сухие и коричневые — словно трофеи полинезийцев, подумал Дэнис, — отрезанные головы, насаженные на шесты. Этот образ показался ему достаточно удачным, чтобы поделиться им с мистером Скоуганом.

—Словно трофеи полинезийцев...

Но, произнесенный вслух, образ показался менее красивым и значительным.

Они замолчали, и в наступившей тишине послышался стрекот жаток в полях, которые раскинулись за садом. Шум их нарастал, как волна, потом стал спадать и перешел в отдаленный рокот.

— Приятно сознавать, — сказал мистер Скоуган, в то время как они медленно брели вперед, — что множество людей трудятся на полях, чтобы мы могли говорить о Полинезии. Как и за все хорошее в этом мире, за свободное время и доступ к богатствам культуры надо платить. К счастью, однако, платить приходится не тем, кто имеет свободное время и доступ к богатствам культуры. Давайте же будем думать об этом с должной благодарностью, мой дорогой Дэнис. С должной благодарностью, — повторил он, выколачивая пепел из трубки.