Если у тебя есть гештальт, закрой его.
Пояснения к терминам.
Габитус – внешний вид человека, по которому (виду) врач может поставить предположительный диагноз.
Параноидная шизофрения – психическое заболевание. Симптомы приводить не буду, потому как это тут не особо важно: этот диагноз героями романа поставлен неточно.
Пояснения к именам героев.
Фамилия главного героя образована не от слов «урина», «урнинг», «уранист» или даже «Уран», как можно подумать, а от немецкого «Uhr» – «часы».
Фамилия Ломбрине была выбрана потому, что автору лень придумать что-нибудь более нормальное.
Капитан Глюк – не потому что он обкурился и у него начались глюки, а потому что «Gluck» (через умляут пишется) по-немецки «счастье». Не потому что обкурился – и вот ему счастье, а потому что – см. текст.
Немезида – богиня мщения.
«Явление героя» – главный герой наконец предстаёт перед читателем во всей своей «красе».
Напрасно Джульетта, долгие месяцы глядя в белый потолок, ждала, что её любимый Ромео навестит её: никто так и не пришёл к ней. После тяжёлой болезни, наконец-то получив разрешение выйти в парк при клинике, она летала, будто на крыльях, никого и ничего не замечая вокруг. Пусть она одна на всём свете, пусть у неё больше нет ни работы, ни угла, где можно приютиться. Но она может ходить, бегать, летать! Разве это не счастье?! И разве есть на свете что-нибудь важнее этого?
Ни на шаг не отставая, за Джульеттой важно следовала Бетси. Она никогда не задавалась вопросом, где профессор нашёл материал для этой операции. В такие тайны Кернс не посвящал Бетси, но её это не смущало. Даже если тут могло быть что-то незаконное, он ни во что её не впутывал, и потому Бетси очень гордилась профессором, сияя от мысли, что этот благородный и великий человек заботится о ней.
– Бетси! – задыхаясь от восторга, прервала её возвышенные мысли Джульетта. – Посмотри, какой прекрасный сегодня день!
– Да-да, – поморщившись, ответила подруга. После просьбы Кернса повнимательнее отнестись к Мари – именно так звали Джульетту в действительности, – девушки подружились, хотя Бетси продолжала считать нонсенсом дружбу между врачом и пациентом. – День сегодня великолепный, но ты должна помнить, что тебе противопоказаны большие нагрузки. Почему бы тебе не поболтать о чём-нибудь с господином Урелем? Посмотри, какой темп он взял.
Мари взглянула на медленно прошедшего мимо человека лет сорока. Оперевшись на свою трость, он как на зло остановился и поднял голову вверх.
– С ним особенно не поболтаешь, – заметила Мари.
Попросив её подождать на скамейке, Бетси направилась к Паулю. Он, как Мари, никого не замечая, щурился на блестящую зелень листьев; солнце играло золотом в его волосах. Как только Бетси оказалась рядом, он, чуть прихрамывая, побрёл дальше – от неё. Догнав его, она заученно улыбнулась и пожелала ему доброго утра.
– Доброе утро, мадемуазель, – задумчиво ответил он, глядя себе под ноги.
– Как ваше самочувствие?
– Спасибо, замечательно. Намного лучше, чем вчера, – безразлично проговорил Пауль, снова взглянув на ослепительную молодую листву.
– Однако выглядите вы несколько иначе, нежели оцениваете, – с беспокойством на лице осторожно заметила Бетси.
Пауль серьёзно на неё посмотрел и раздельно выговорил:
– Внешность бывает обманчива.
– Очевидно, солнце причиняет вам беспокойство. – Бетси протянула Паулю солнечные очки, которые на всякий случай всегда носила с собой. Он машинально поблагодарил, надел их и, больше не обращая на неё внимания, потихоньку направился дальше. Тогда Бетси окликнула его, и Паулю пришлось остановиться и подождать, пока она вновь подойдёт.
– Вы что-то хотели мне сказать? – спросил он тоном человека, который очень дорожит своим временем.
– Профессор просил передать вам, что госпожа Урель сегодня рано утром уехала в Италию.
За непрозрачными стёклами очков Бетси не могла видеть глаз Пауля – только они выдавали его потрясение.
– Как? – не сразу тихо спросил он. – Она… Она ничего не оставляла мне? Никакого письма?
Бетси отрицательно покачала головой.
– Благодарю, – пробормотал Пауль и медленно пошёл прочь.
Некоторое время Бетси смотрела ему вслед. Спасение этого человека было для неё гораздо большей загадкой, чем спасение Мари. Когда Бетси почувствовала тоненькую ниточку пульса в мёртвом теле пациента, она подумала, что у неё начались галлюцинации от переутомления. Неужели профессор оказался неправ и после биологической смерти возможно воскресение? Страшно подумать: вся медицина летит к чертям, остаётся только профессор Кернс, дни и ночи напролёт дарующий людям вечную жизнь. Но кто подарит вечную жизнь ему, единственному, самому дорогому для Бетси человеку? «Как хорошо, что Урель жив только благодаря необъяснимой случайности. Как хорошо, что профессор не знает, как победить смерть. Как хорошо, что человек смертен! Как хорошо, что жизнь после смерти невозможна!» – успокоила себя Бетси и с презрением отвернулась от Пауля.
«Как она могла бросить меня?! В такую минуту, когда так нужна мне!» – возмущённо думал Пауль. Он остановился, снял очки и гневно устремил взгляд вдаль. Его сузившиеся до маленьких щёлочек глазки блеснули холодом, изящно очерченный рот надменно поджался. Пауль не мог поверить в это чудовищное предательство. Постоянное присутствие и забота жены нередко тяготили его, но теперь, представив, что какое-то время её не будет рядом, он почувствовал себя ущемлённым.
Странности в поведении Эльзы начались примерно с гибели Молли: периоды бесполезной суетливости сменялись полной рассеянностью, и тогда Пауль просто не знал, куда ему деться от обожающего взгляда и неустанного внимания жены. Доходило до того, что Пауль чувствовал глубокое омерзение, от которого не спасало даже бесцельное скитание по пустым коридорам клиники. А вчера Эльза назойливо просила за что-то простить её, но, когда Пауль поинтересовался, за что, она не ответила и, не отреагировав на его приказ остаться, ушла почему-то очень расстроенная. В общем, Пауль ничего не понимал.
Вид у него был настолько мрачный, что Кернс, вышедший к пациентам, сразу же направился к нему.
– Как настроение? – со своей обыкновенной снисходительной учтивостью спросил Кернс.
Вместо ответа Пауль поднял голову и взглянул на небо.
Профессор продолжал:
– Как вы спали сегодня?
– Замечательно, – глухо произнёс Пауль.
– У вас усталый вид, – возразил Кернс.
– Это уже второй комплимент, который я слышу за сегодняшнее утро, – огрызнулся Пауль.
– По крайней мере, у вас есть такая возможность, – мягко улыбнулся Кернс. Пауль прищурился и пристально посмотрел на него. – У вас глаза болят? – неожиданно просто спросил профессор. Глаза Пауля почему-то беспокоили его: в этих льдинках было что-то неуловимое, скрытое и, возможно, опасное. И Кернс хотел понять, что это.
– У меня в последнее время ничего не болит.
– Почему же вы щуритесь?
– Привычка. – Пауль снова поднял глаза к небу и нетерпеливо надел очки, оставив Кернса без возможности наблюдения.
– Приходите ко мне в кабинет, я проверю ваше зрение, – предложил профессор, будто со скрытой усмешкой. – Если найдёте время, конечно.
– В этом нет необходимости. С каждым днём я ощущаю всё больший прилив сил, – холодно и раздражённо произнёс Пауль.
Кернс покачал головой.
– Хотя бы притворились, господин Урель! Если вы уж и этого не хотите, дела и вправду плохи, – пошутил он.
– Эльза не передавала мне никакой записки? – вдруг отрывисто спросил Пауль.
– Нет.
– Но она звонила вам перед отъездом. Что она сказала?
– Только то, что этим утром уезжает в Италию.
– Она даже не попрощалась со мной, – вдруг по-детски обиженно пожаловался Пауль, чертя тростью какие-то знаки на песчаной дорожке. – Может, она собралась меня бросить?
Кернс невольно улыбнулся, но тут же сделал серьёзное лицо.
– Вряд ли. Иначе бы госпожа Урель не обратилась ко мне. Сколько вы вместе?
– Как раз столько, чтобы разойтись, – выдохнул Пауль, нервно пожимая плечами. – Значит, всё изменилось. Почему она уехала? – Он глубоко задумался, и на его вытянутом лице ясно выразилось страдание.
И Кернс сжалился.
– Потому что я ей посоветовал.
Пауль быстро взглянул на него.
– Вы? Зачем?
– Чтобы она отдохнула.
– От чего?
– От вас, конечно. Она слишком многое пережила и слишком беспокоится за вас, ей нужно отвлечься. Вот увидите, она вернётся другим человеком.
– Но она не предупредила меня.
– Тогда бы она не уехала. Ведь вы её не отпустили бы?
Пауль отвернулся и спокойно заметил:
– Вы могли бы не вмешиваться.
С шутливой почтительностью Кернс поклонился, пряча улыбку. Для Пауля это было плохое утешение, и он в глубокой задумчивости поплёлся по дорожке.
«Он не в лучшем состоянии. Но всё же, когда его привезли, ему было намного хуже», – мысленно пошутил Кернс.
– Профессор, вы будете показывать его на Конгрессе? – спросила подошедшая помощница.
– Нет, Бетси, – не оборачиваясь к ней, тихо ответил Кернс. – Никто не должен знать. Конгресс это не примет, да и к тому же здесь нет моей заслуги. Ну-ка, Бетси, – он лукаво взглянул на неё, – что вы скажете о его походке?
Бетси бегло взглянула на медленно удаляющегося Пауля.
– Не полностью восстановлены функции вегетативной нервной системы.
– Ну, чтобы это определить, не нужно быть врачом.
– Я полагаю, профессор, здесь и печень, и почки, и лёгкие…
– Полный букет. Но сердце? – многозначительно спросил профессор.
– Судя только по походке, сердце прекрасное. Хотя, я думаю, должно было быть иначе. Вообще поразительно изменился габитус. Я бы не поверила, если бы не видела всё собственными глазами.
Кернс нежно усмехнулся.
– Поэтому всё должно остаться в тайне.
Вопреки ожиданиям Пауля, Кернс вызвал его совсем не для осмотра. В кабинете профессора Пауль увидел Эльзу. Остановившись на пороге, он удивлённо и требовательно позвал её по имени, но она с ледяным спокойствием посмотрела сквозь него и безразлично отвернулась. Пауль похолодел. Значит, напрасно он с таким самоотверженным терпением ждал её целую неделю!
Кернс предупреждающе взглянул на Пауля и быстро вышел.
Эльза сидела не шелохнувшись, устремив неподвижный взгляд прямо перед собой. Пауль не знал, что сказать.
– Какое же неотложное дело заставило тебя уехать на сей раз? – наконец спросил он. – Что ты молчишь? Скажи хоть что-нибудь. Я твой муж в конце концов.
– Мой муж умер.
– Прекрати, Эльза. – Он сделал несколько шагов к ней, но она резко вскочила и, устремив на него свои горящие безжизненной пустотой глаза, выкрикнула:
– Не подходи, сатана!
Пауль отшатнулся.
– Что? – слыша, как бьётся его сердце, с заиканием едва выговорил он.
– Нельзя жить после смерти, нельзя жить благодаря смерти. Бог не может воскреснуть через смерть!
Пауль никогда не думал, что в его рассудительной супруге дремлет такая жгучая, такая неколебимая, обезоруживающая ненависть фанатички.
– Эльза, опомнись! Я не бог и не сатана – я Пауль Урель.
– Ты не Пауль и никогда им не был! Изыди!
Он не успел ничего сказать: Эльза выбежала из кабинета. Преодолев замешательство, Пауль кинулся было за ней, но в дверях ему преградил дорогу Кернс.
– Оставьте её, – спокойно и настойчиво сказал он, жестом приглашая вернуться обратно. При одном только взгляде на этого приземистого, твёрдо стоящего на ногах человека Пауль понял, что неподчинение бесполезно. Он растерянно встал посреди комнаты, опустив свои длинные руки. Кернс не спеша уселся в кресло.
– Надеюсь получить от вас объяснения, – потребовал Пауль, собравшись с мыслями. – Что это значит? – Он сверкнул на Кернса сталью потемневших глаз.
– Параноидная шизофрения, – просто ответил профессор, легко выдерживая этот взгляд.
– Как?! – воскликнул Пауль и тут же прошептал: – Моя Элоиза?..
– Я не специализируюсь по нервным расстройствам, но правильный диагноз поставить могу.
– Как же так? – недоумевал Пауль.
– Вы лучше меня должны знать: она ваша жена, – склонив голову набок, негромко заметил Кернс.
Пауль холодно, с вызовом смотрел ему в глаза, но вдруг отвёл взгляд.
– Откуда я мог знать, что творится в её душе? – Кернс сделал характерный жест, будто предлагая что-то. Заламывая пальцы, Пауль быстро проговорил: – Что же теперь делать?
– Я бы посоветовал вам поместить её в психиатрическую клинику.
– Там её вылечат?
Профессор усмехнулся.
– Человечество ещё не придумало такой болезни, которую нельзя излечить.
– Я вас понял. Значит, можно считать, что моя жена умерла, – глухо ответил Пауль, но вдруг с силой воскликнул: – Этого не может быть! – Вскочил, подошёл к окну. – Моя Элоиза!..
В кабинет вошла Бетси. Поняв её взгляд, Кернс кивнул:
– Хорошо. Всё, что нужно.
– Да, – коротко ответила девушка и удалилась.
Пауль отдёрнул занавески, и в комнату сумрачного электрического света хлынул свет солнечный, яркий и радостный. Пауль невольно прищурился. «Почему же не открывают окон? Зачем эта тьма? В мрачных коридорах всегда горят лампы». Он смотрел на кроны деревьев, на которые ему так хотелось смотреть после операции, но представлял пустой жёлто-серый коридор, уходящий в бесконечность. И видел Эльзу. Она с мольбой глядела на него: ей нужна была его помощь, как прежде он требовал помощи от неё.
– Всё проходит, и всё пройдёт, – сказал Кернс. – Всё когда-нибудь должно закончиться.
– Всё-таки она меня не любит. Теперь уже не то, что прежде. – Пауль смотрел прямо перед собой. Его ставшие ярко-голубыми и бездонно прозрачными глаза, казалось, были слепы.
– Она больна, неизлечимо больна, – возразил Кернс.
– Она любит и всегда любила Пауля Уреля, но этого человека никогда не существовало.
– Как это? Ах, ну да! Ваше имя Поль. Это ведь она вас назвала Паулем?
– Мне не нужна такая любовь.
– Кто вы такой, чтобы брезговать любовью? – вдруг возмутился Кернс. – Кстати где-то здесь осталась сумочка вашей супруги, а там должны быть ваши новые документы. А, вот, нашёл. Сейчас и посмотрим, кто вы такой с сегодняшнего дня.
– Всё, что она сделала, – говорил Пауль самому себе, – она сделала ради своего идеала, а не ради меня. Я не нуждаюсь в её жертвах. Почему она не хотела этого понять? Просто она меня не любила. Она видела то, чего нет, и не видела, что на поверхности.
– Ну, это симптом шизофрении. Если вы это заметили раньше, надо было обратиться к врачу, – упрекнул его профессор, пристально изучая содержимое сумочки Эльзы. – Сейчас время уже упущено. Вот, теперь познакомьтесь с собой.
Машинально взяв протянутые Кернсом документы, Пауль прочёл:
– Серж Ломбрине. Но зачем?
Кернс пожал одной рукой другую.
– Затем, что у вас теперь новая жизнь. Во всех смыслах.
– Вряд ли.
Профессор вздохнул.
– Современный человек стал слишком слаб: даже если его и ждёт какое-то будущее, он этого будущего не ждёт. Как бы жестоко вам это не показалось, всё к лучшему, поверьте. Не сомневайтесь в вашей жене: она пошла ради вас на преступление. Вам нужны ещё доказательства её любви?
– Какое преступление?
– Вы не знаете? – наигранно удивился Кернс. – Вам было пересажено сердце живого человека, иначе вы не смогли бы жить.
– А что стало с ним?
Вместо ответа Кернс значительно посмотрел на него. Ошеломлённый и помрачневший Пауль приложил руку к сердцу, наконец отрешённо спросив:
– Убийство? Зачем? – И вдруг метнул на Кернса ледяной взгляд: – А вы? Эльза больна. Но почему вы, будучи в здравом уме, пошли на преступление?
– Ну уж меня ни в чём криминальном не обвиняйте, господин юрист, – усмехнулся и покачал головой Кернс. – Почему Бог сотворил человека? Потому что Он – Творец. Я – учёный, и я свободен. Надо мной нет комиссий по этике, которые разрешают только то, за что им платят. Если для науки потребуется, как вы говорите, преступление, я пойду на него, потому что оно спасёт не одну жизнь. Преступление перестаёт быть преступлением, когда оно спасает жизни.
Пауль смотрел в глаза профессора, пытаясь увидеть в них хоть каплю фанатизма. Но в этих глазах было столько здравого смысла и ясности, что Паулю стало страшно: если уж люди трезвого ума рассуждают, как сумасшедшие, то – мир безумен!
– Я не просил! – с досадой, с отвращением, с бессильной яростью воскликнул Пауль, крепко сжав кулаки и как-то даже вытянувшись. – Кто вам дал право распоряжаться моей судьбой?!
– Вам нужно срочно менять свои убеждения и взгляды на жизнь: с ними вы обречены, – серьёзно заметил Кернс.
Пауль расправил плечи и поднял голову, надменно сверкнув глазами.
– Что ж, спасибо за столь утешительный совет.
– Напрасно вы сердитесь. Я не стал бы давать заведомо ложных советов тому, кто лежал передо мной на операционном столе.
– Слишком большая честь для меня, – язвительно проговорил Пауль. – Слишком. Я не могу здесь больше оставаться.
Пауль презирал бесчестных людей, особенно, если они были такими по отношению к нему. Одна только мысль о них душила профессионального адвоката тоской. Жгучее, невыносимое отвращение к беспринципному профессору заставило Пауля выбежать из кабинета. При этом оскорблённый барон чуть не сбил с ног перепугавшуюся Бетси. Мгновенно опомнившись, она кинулась в кабинет.
– Что случилось? – В её серьёзном тоне хорошо знавший свою помощницу Кернс услышал очень сильное беспокойство.
– Всё в порядке, Бетси, – успокоил он. – Господин Урель покидает клинику. Рано или поздно он должен был пренебречь нашим гостеприимством.
Зло оскалясь, Бетси пискляво воскликнула:
– Его вернули с того света, а он ещё привередничает! Неблагодарный!
– Бетси, врач должен работать не за благодарность, а за совесть, – мягко возразил Кернс. – Только это по-настоящему надёжный стимул. Урель жив – разве это не достаточное вознаграждение? Не осуждайте его, Бетси: у него нервное потрясение.
– Когда-нибудь, профессор, вас оценят, – заверила его помощница, не замечая ласковой усмешки профессора.
– Меня уже оценили, – лукаво произнёс он.
– Но Уреля нельзя отпускать, – суховато сказала девушка. Её пуританский характер не позволял никаких видимых намёков на их близкие отношения при исполнении своих профессиональных обязанностей, даже когда они с профессором были наедине. – Вы же говорили, что никто не должен знать.
– Никто и не узнает. Урель никому не расскажет.
– Но он может исчезнуть, уехать куда-нибудь.
– Пусть. Мы его везде отыщем.
– Так что, помочь ему собрать вещи? – с некоторым недоумением спросила Бетси.
– Не надо, не злите его. Пусть делает, что хочет, пусть разберётся в себе.
Паулю было не до того, чтобы разбираться в себе: он злился. Гневно и возмущённо он затолкал свои вещи в небольшой чемодан и спустился в холл. Кернс уже ждал. Будто от неловкости не глядя на профессора, Пауль протянул ему руку ладонью вверх.
– Дайте мне ключи от машины.
Кернс молча протянул ему их, и Пауль быстро направился к выходу, но вдруг резко обернулся: уходить без реванша, без укола самоуверенному Кернсу не хотелось.
– Последний вопрос, господин профессор. Уж не вы ли так бесповоротно распорядились жизнью Молли? Очень смело. Клянусь, господин профессор, это останется между нами! – Он с издевательством взглянул на Кернса.
– Вы об Эмилии Патерсон? – хладнокровно спросил профессор. Пауль вздрогнул и с ещё большим омерзением отвернулся. Ему хотелось только поскорее убраться из этого логова убийцы. – Мы позаботимся о госпоже Урель, – произнёс вслед всепрощающий Кернс.
Лишь за окованными бронёй воротами Пауль понял, что остался один. О чём-то назойливо трещали птицы – Пауль всегда любил слушать их пение и мог даже различить их по голосам, но никогда не интересовался их названиями. Он всегда стремился к уединению, к строгой защите своей внутренней жизни от чужих. Он всегда стремился к свободе, и теперь он её получил. Теперь он был свободен как никогда, но разве эту свободу он искал всю свою жизнь? разве о ней он мечтал? Он всегда был одинок, а теперь потерял единственного близкого человека. И с тоской, похожей на тянущую и сжимающую боль, он почувствовал, что не вынесет этого. Жестокое отчаяние захлестнуло его.
«Эльза! В конце концов она моя жена! Я сам позабочусь о ней, что бы с ней ни случилось, – решительно зазвучало в его голове. – К чёрту профессора! Я соберу лучших врачей со всего мира. Они вылечат мою бедную Элоизу. Я спасу её, я буду заботиться о ней, я всегда буду рядом с ней, я никогда не буду одинок!» Он круто развернулся и – упёрся в непробиваемые ворота. «Но что я скажу Кернсу? Здравствуйте, я вернулся за своей женой? Я чуть не забыл её у вас? Нет, невозможно! Бессмысленно! Теперь уже поздно». Он стоял так несколько минут, не думая ни о чём, не рассуждая, не уговаривая себя. И вдруг сорвался с места, поспешно сел в машину и понёсся прочь по узкой и пустой дороге. Он чувствовал к себе едва ли не большее отвращение, чем к профессору, он презирал, он ненавидел себя. Он ничтожество, он так глупо предал свою Эльзу. Но вернуться теперь, когда он уже едет, его не заставят даже угрызения совести! В конце концов ничего не оставалось, как смириться со своей болью и продолжать ненавидеть себя.
Предусмотрительная Эльза ездила в клинику одна, без шофёра, чьё присутствие теперь не сковывало Пауля. Он не хотел возвращаться в пустой дом, где мучительные воспоминания стали бы преследовать его с неумолимостью болезни. Он должен был порвать со всем, что напоминало бы о прежней, неудавшейся жизни, о незамеченной, несостоявшейся любви, о непознанном счастье, утекшем, как песок сквозь пальцы. Пауль знал, что ему предстоит непрестанно гореть в огне ожесточённых сожалений, гореть, но не сгорать, неся крест бесконечных мучений. Хотя почему бесконечных? Конец всему – смерть. Пауль глубоко и сокрушённо вздохнул. Нет, он не позволит себе такого малодушия. Он мужественно будет смотреть в лицо своей судьбе. На зло самому себе, в наказание он вытерпит всё!
Убедившись, что всё имущество стараниями его Эльзы переведено на имя Сержа Ломбрине, Пауль решил покинуть город, в котором прошла вся его жизнь и который он был уже не в силах выносить. Он не собирался в морское путешествие, но, увидев однажды у пристани «Немезиду» и узнав, что она продаётся, загорелся идеей отбывать своё наказание на яхте с этим более всего подходящим названием, немедленно купил её и нанял прежнюю команду во главе с капитаном Глюком. Пауль усмехался, думая, что, может быть, ему ещё удастся найти своё счастье, скитаясь по свету на корабле, ведомым таким «счастливым» человеком. Ещё была надежда на покой.
Габитус – внешний вид человека, по которому (виду) врач может поставить предположительный диагноз. Параноидная шизофрения – психическое заболевание. Симптомы приводить не буду, потому как это тут не особо важно: этот диагноз героями романа поставлен неточно.Пояснения к именам героев.
Фамилия главного героя образована не от слов «урина», «урнинг», «уранист» или даже «Уран», как можно подумать, а от немецкого «Uhr» – «часы». Фамилия Ломбрине была выбрана потому, что автору лень придумать что-нибудь более нормальное. Капитан Глюк – не потому что он обкурился и у него начались глюки, а потому что «Gluck» (через умляут пишется) по-немецки «счастье». Не потому что обкурился – и вот ему счастье, а потому что – см. текст. Немезида – богиня мщения.«Явление героя» – главный герой наконец предстаёт перед читателем во всей своей «красе».
I. Старая фотография. Задолго до Барнарда
(окончание главы)
(окончание главы)
Напрасно Джульетта, долгие месяцы глядя в белый потолок, ждала, что её любимый Ромео навестит её: никто так и не пришёл к ней. После тяжёлой болезни, наконец-то получив разрешение выйти в парк при клинике, она летала, будто на крыльях, никого и ничего не замечая вокруг. Пусть она одна на всём свете, пусть у неё больше нет ни работы, ни угла, где можно приютиться. Но она может ходить, бегать, летать! Разве это не счастье?! И разве есть на свете что-нибудь важнее этого?
Ни на шаг не отставая, за Джульеттой важно следовала Бетси. Она никогда не задавалась вопросом, где профессор нашёл материал для этой операции. В такие тайны Кернс не посвящал Бетси, но её это не смущало. Даже если тут могло быть что-то незаконное, он ни во что её не впутывал, и потому Бетси очень гордилась профессором, сияя от мысли, что этот благородный и великий человек заботится о ней.
– Бетси! – задыхаясь от восторга, прервала её возвышенные мысли Джульетта. – Посмотри, какой прекрасный сегодня день!
– Да-да, – поморщившись, ответила подруга. После просьбы Кернса повнимательнее отнестись к Мари – именно так звали Джульетту в действительности, – девушки подружились, хотя Бетси продолжала считать нонсенсом дружбу между врачом и пациентом. – День сегодня великолепный, но ты должна помнить, что тебе противопоказаны большие нагрузки. Почему бы тебе не поболтать о чём-нибудь с господином Урелем? Посмотри, какой темп он взял.
Мари взглянула на медленно прошедшего мимо человека лет сорока. Оперевшись на свою трость, он как на зло остановился и поднял голову вверх.
– С ним особенно не поболтаешь, – заметила Мари.
Попросив её подождать на скамейке, Бетси направилась к Паулю. Он, как Мари, никого не замечая, щурился на блестящую зелень листьев; солнце играло золотом в его волосах. Как только Бетси оказалась рядом, он, чуть прихрамывая, побрёл дальше – от неё. Догнав его, она заученно улыбнулась и пожелала ему доброго утра.
– Доброе утро, мадемуазель, – задумчиво ответил он, глядя себе под ноги.
– Как ваше самочувствие?
– Спасибо, замечательно. Намного лучше, чем вчера, – безразлично проговорил Пауль, снова взглянув на ослепительную молодую листву.
– Однако выглядите вы несколько иначе, нежели оцениваете, – с беспокойством на лице осторожно заметила Бетси.
Пауль серьёзно на неё посмотрел и раздельно выговорил:
– Внешность бывает обманчива.
– Очевидно, солнце причиняет вам беспокойство. – Бетси протянула Паулю солнечные очки, которые на всякий случай всегда носила с собой. Он машинально поблагодарил, надел их и, больше не обращая на неё внимания, потихоньку направился дальше. Тогда Бетси окликнула его, и Паулю пришлось остановиться и подождать, пока она вновь подойдёт.
– Вы что-то хотели мне сказать? – спросил он тоном человека, который очень дорожит своим временем.
– Профессор просил передать вам, что госпожа Урель сегодня рано утром уехала в Италию.
За непрозрачными стёклами очков Бетси не могла видеть глаз Пауля – только они выдавали его потрясение.
– Как? – не сразу тихо спросил он. – Она… Она ничего не оставляла мне? Никакого письма?
Бетси отрицательно покачала головой.
– Благодарю, – пробормотал Пауль и медленно пошёл прочь.
Некоторое время Бетси смотрела ему вслед. Спасение этого человека было для неё гораздо большей загадкой, чем спасение Мари. Когда Бетси почувствовала тоненькую ниточку пульса в мёртвом теле пациента, она подумала, что у неё начались галлюцинации от переутомления. Неужели профессор оказался неправ и после биологической смерти возможно воскресение? Страшно подумать: вся медицина летит к чертям, остаётся только профессор Кернс, дни и ночи напролёт дарующий людям вечную жизнь. Но кто подарит вечную жизнь ему, единственному, самому дорогому для Бетси человеку? «Как хорошо, что Урель жив только благодаря необъяснимой случайности. Как хорошо, что профессор не знает, как победить смерть. Как хорошо, что человек смертен! Как хорошо, что жизнь после смерти невозможна!» – успокоила себя Бетси и с презрением отвернулась от Пауля.
«Как она могла бросить меня?! В такую минуту, когда так нужна мне!» – возмущённо думал Пауль. Он остановился, снял очки и гневно устремил взгляд вдаль. Его сузившиеся до маленьких щёлочек глазки блеснули холодом, изящно очерченный рот надменно поджался. Пауль не мог поверить в это чудовищное предательство. Постоянное присутствие и забота жены нередко тяготили его, но теперь, представив, что какое-то время её не будет рядом, он почувствовал себя ущемлённым.
Странности в поведении Эльзы начались примерно с гибели Молли: периоды бесполезной суетливости сменялись полной рассеянностью, и тогда Пауль просто не знал, куда ему деться от обожающего взгляда и неустанного внимания жены. Доходило до того, что Пауль чувствовал глубокое омерзение, от которого не спасало даже бесцельное скитание по пустым коридорам клиники. А вчера Эльза назойливо просила за что-то простить её, но, когда Пауль поинтересовался, за что, она не ответила и, не отреагировав на его приказ остаться, ушла почему-то очень расстроенная. В общем, Пауль ничего не понимал.
Вид у него был настолько мрачный, что Кернс, вышедший к пациентам, сразу же направился к нему.
– Как настроение? – со своей обыкновенной снисходительной учтивостью спросил Кернс.
Вместо ответа Пауль поднял голову и взглянул на небо.
Профессор продолжал:
– Как вы спали сегодня?
– Замечательно, – глухо произнёс Пауль.
– У вас усталый вид, – возразил Кернс.
– Это уже второй комплимент, который я слышу за сегодняшнее утро, – огрызнулся Пауль.
– По крайней мере, у вас есть такая возможность, – мягко улыбнулся Кернс. Пауль прищурился и пристально посмотрел на него. – У вас глаза болят? – неожиданно просто спросил профессор. Глаза Пауля почему-то беспокоили его: в этих льдинках было что-то неуловимое, скрытое и, возможно, опасное. И Кернс хотел понять, что это.
– У меня в последнее время ничего не болит.
– Почему же вы щуритесь?
– Привычка. – Пауль снова поднял глаза к небу и нетерпеливо надел очки, оставив Кернса без возможности наблюдения.
– Приходите ко мне в кабинет, я проверю ваше зрение, – предложил профессор, будто со скрытой усмешкой. – Если найдёте время, конечно.
– В этом нет необходимости. С каждым днём я ощущаю всё больший прилив сил, – холодно и раздражённо произнёс Пауль.
Кернс покачал головой.
– Хотя бы притворились, господин Урель! Если вы уж и этого не хотите, дела и вправду плохи, – пошутил он.
– Эльза не передавала мне никакой записки? – вдруг отрывисто спросил Пауль.
– Нет.
– Но она звонила вам перед отъездом. Что она сказала?
– Только то, что этим утром уезжает в Италию.
– Она даже не попрощалась со мной, – вдруг по-детски обиженно пожаловался Пауль, чертя тростью какие-то знаки на песчаной дорожке. – Может, она собралась меня бросить?
Кернс невольно улыбнулся, но тут же сделал серьёзное лицо.
– Вряд ли. Иначе бы госпожа Урель не обратилась ко мне. Сколько вы вместе?
– Как раз столько, чтобы разойтись, – выдохнул Пауль, нервно пожимая плечами. – Значит, всё изменилось. Почему она уехала? – Он глубоко задумался, и на его вытянутом лице ясно выразилось страдание.
И Кернс сжалился.
– Потому что я ей посоветовал.
Пауль быстро взглянул на него.
– Вы? Зачем?
– Чтобы она отдохнула.
– От чего?
– От вас, конечно. Она слишком многое пережила и слишком беспокоится за вас, ей нужно отвлечься. Вот увидите, она вернётся другим человеком.
– Но она не предупредила меня.
– Тогда бы она не уехала. Ведь вы её не отпустили бы?
Пауль отвернулся и спокойно заметил:
– Вы могли бы не вмешиваться.
С шутливой почтительностью Кернс поклонился, пряча улыбку. Для Пауля это было плохое утешение, и он в глубокой задумчивости поплёлся по дорожке.
«Он не в лучшем состоянии. Но всё же, когда его привезли, ему было намного хуже», – мысленно пошутил Кернс.
– Профессор, вы будете показывать его на Конгрессе? – спросила подошедшая помощница.
– Нет, Бетси, – не оборачиваясь к ней, тихо ответил Кернс. – Никто не должен знать. Конгресс это не примет, да и к тому же здесь нет моей заслуги. Ну-ка, Бетси, – он лукаво взглянул на неё, – что вы скажете о его походке?
Бетси бегло взглянула на медленно удаляющегося Пауля.
– Не полностью восстановлены функции вегетативной нервной системы.
– Ну, чтобы это определить, не нужно быть врачом.
– Я полагаю, профессор, здесь и печень, и почки, и лёгкие…
– Полный букет. Но сердце? – многозначительно спросил профессор.
– Судя только по походке, сердце прекрасное. Хотя, я думаю, должно было быть иначе. Вообще поразительно изменился габитус. Я бы не поверила, если бы не видела всё собственными глазами.
Кернс нежно усмехнулся.
– Поэтому всё должно остаться в тайне.
Вопреки ожиданиям Пауля, Кернс вызвал его совсем не для осмотра. В кабинете профессора Пауль увидел Эльзу. Остановившись на пороге, он удивлённо и требовательно позвал её по имени, но она с ледяным спокойствием посмотрела сквозь него и безразлично отвернулась. Пауль похолодел. Значит, напрасно он с таким самоотверженным терпением ждал её целую неделю!
Кернс предупреждающе взглянул на Пауля и быстро вышел.
Эльза сидела не шелохнувшись, устремив неподвижный взгляд прямо перед собой. Пауль не знал, что сказать.
– Какое же неотложное дело заставило тебя уехать на сей раз? – наконец спросил он. – Что ты молчишь? Скажи хоть что-нибудь. Я твой муж в конце концов.
– Мой муж умер.
– Прекрати, Эльза. – Он сделал несколько шагов к ней, но она резко вскочила и, устремив на него свои горящие безжизненной пустотой глаза, выкрикнула:
– Не подходи, сатана!
Пауль отшатнулся.
– Что? – слыша, как бьётся его сердце, с заиканием едва выговорил он.
– Нельзя жить после смерти, нельзя жить благодаря смерти. Бог не может воскреснуть через смерть!
Пауль никогда не думал, что в его рассудительной супруге дремлет такая жгучая, такая неколебимая, обезоруживающая ненависть фанатички.
– Эльза, опомнись! Я не бог и не сатана – я Пауль Урель.
– Ты не Пауль и никогда им не был! Изыди!
Он не успел ничего сказать: Эльза выбежала из кабинета. Преодолев замешательство, Пауль кинулся было за ней, но в дверях ему преградил дорогу Кернс.
– Оставьте её, – спокойно и настойчиво сказал он, жестом приглашая вернуться обратно. При одном только взгляде на этого приземистого, твёрдо стоящего на ногах человека Пауль понял, что неподчинение бесполезно. Он растерянно встал посреди комнаты, опустив свои длинные руки. Кернс не спеша уселся в кресло.
– Надеюсь получить от вас объяснения, – потребовал Пауль, собравшись с мыслями. – Что это значит? – Он сверкнул на Кернса сталью потемневших глаз.
– Параноидная шизофрения, – просто ответил профессор, легко выдерживая этот взгляд.
– Как?! – воскликнул Пауль и тут же прошептал: – Моя Элоиза?..
– Я не специализируюсь по нервным расстройствам, но правильный диагноз поставить могу.
– Как же так? – недоумевал Пауль.
– Вы лучше меня должны знать: она ваша жена, – склонив голову набок, негромко заметил Кернс.
Пауль холодно, с вызовом смотрел ему в глаза, но вдруг отвёл взгляд.
– Откуда я мог знать, что творится в её душе? – Кернс сделал характерный жест, будто предлагая что-то. Заламывая пальцы, Пауль быстро проговорил: – Что же теперь делать?
– Я бы посоветовал вам поместить её в психиатрическую клинику.
– Там её вылечат?
Профессор усмехнулся.
– Человечество ещё не придумало такой болезни, которую нельзя излечить.
– Я вас понял. Значит, можно считать, что моя жена умерла, – глухо ответил Пауль, но вдруг с силой воскликнул: – Этого не может быть! – Вскочил, подошёл к окну. – Моя Элоиза!..
В кабинет вошла Бетси. Поняв её взгляд, Кернс кивнул:
– Хорошо. Всё, что нужно.
– Да, – коротко ответила девушка и удалилась.
Пауль отдёрнул занавески, и в комнату сумрачного электрического света хлынул свет солнечный, яркий и радостный. Пауль невольно прищурился. «Почему же не открывают окон? Зачем эта тьма? В мрачных коридорах всегда горят лампы». Он смотрел на кроны деревьев, на которые ему так хотелось смотреть после операции, но представлял пустой жёлто-серый коридор, уходящий в бесконечность. И видел Эльзу. Она с мольбой глядела на него: ей нужна была его помощь, как прежде он требовал помощи от неё.
– Всё проходит, и всё пройдёт, – сказал Кернс. – Всё когда-нибудь должно закончиться.
– Всё-таки она меня не любит. Теперь уже не то, что прежде. – Пауль смотрел прямо перед собой. Его ставшие ярко-голубыми и бездонно прозрачными глаза, казалось, были слепы.
– Она больна, неизлечимо больна, – возразил Кернс.
– Она любит и всегда любила Пауля Уреля, но этого человека никогда не существовало.
– Как это? Ах, ну да! Ваше имя Поль. Это ведь она вас назвала Паулем?
– Мне не нужна такая любовь.
– Кто вы такой, чтобы брезговать любовью? – вдруг возмутился Кернс. – Кстати где-то здесь осталась сумочка вашей супруги, а там должны быть ваши новые документы. А, вот, нашёл. Сейчас и посмотрим, кто вы такой с сегодняшнего дня.
– Всё, что она сделала, – говорил Пауль самому себе, – она сделала ради своего идеала, а не ради меня. Я не нуждаюсь в её жертвах. Почему она не хотела этого понять? Просто она меня не любила. Она видела то, чего нет, и не видела, что на поверхности.
– Ну, это симптом шизофрении. Если вы это заметили раньше, надо было обратиться к врачу, – упрекнул его профессор, пристально изучая содержимое сумочки Эльзы. – Сейчас время уже упущено. Вот, теперь познакомьтесь с собой.
Машинально взяв протянутые Кернсом документы, Пауль прочёл:
– Серж Ломбрине. Но зачем?
Кернс пожал одной рукой другую.
– Затем, что у вас теперь новая жизнь. Во всех смыслах.
– Вряд ли.
Профессор вздохнул.
– Современный человек стал слишком слаб: даже если его и ждёт какое-то будущее, он этого будущего не ждёт. Как бы жестоко вам это не показалось, всё к лучшему, поверьте. Не сомневайтесь в вашей жене: она пошла ради вас на преступление. Вам нужны ещё доказательства её любви?
– Какое преступление?
– Вы не знаете? – наигранно удивился Кернс. – Вам было пересажено сердце живого человека, иначе вы не смогли бы жить.
– А что стало с ним?
Вместо ответа Кернс значительно посмотрел на него. Ошеломлённый и помрачневший Пауль приложил руку к сердцу, наконец отрешённо спросив:
– Убийство? Зачем? – И вдруг метнул на Кернса ледяной взгляд: – А вы? Эльза больна. Но почему вы, будучи в здравом уме, пошли на преступление?
– Ну уж меня ни в чём криминальном не обвиняйте, господин юрист, – усмехнулся и покачал головой Кернс. – Почему Бог сотворил человека? Потому что Он – Творец. Я – учёный, и я свободен. Надо мной нет комиссий по этике, которые разрешают только то, за что им платят. Если для науки потребуется, как вы говорите, преступление, я пойду на него, потому что оно спасёт не одну жизнь. Преступление перестаёт быть преступлением, когда оно спасает жизни.
Пауль смотрел в глаза профессора, пытаясь увидеть в них хоть каплю фанатизма. Но в этих глазах было столько здравого смысла и ясности, что Паулю стало страшно: если уж люди трезвого ума рассуждают, как сумасшедшие, то – мир безумен!
– Я не просил! – с досадой, с отвращением, с бессильной яростью воскликнул Пауль, крепко сжав кулаки и как-то даже вытянувшись. – Кто вам дал право распоряжаться моей судьбой?!
– Вам нужно срочно менять свои убеждения и взгляды на жизнь: с ними вы обречены, – серьёзно заметил Кернс.
Пауль расправил плечи и поднял голову, надменно сверкнув глазами.
– Что ж, спасибо за столь утешительный совет.
– Напрасно вы сердитесь. Я не стал бы давать заведомо ложных советов тому, кто лежал передо мной на операционном столе.
– Слишком большая честь для меня, – язвительно проговорил Пауль. – Слишком. Я не могу здесь больше оставаться.
Пауль презирал бесчестных людей, особенно, если они были такими по отношению к нему. Одна только мысль о них душила профессионального адвоката тоской. Жгучее, невыносимое отвращение к беспринципному профессору заставило Пауля выбежать из кабинета. При этом оскорблённый барон чуть не сбил с ног перепугавшуюся Бетси. Мгновенно опомнившись, она кинулась в кабинет.
– Что случилось? – В её серьёзном тоне хорошо знавший свою помощницу Кернс услышал очень сильное беспокойство.
– Всё в порядке, Бетси, – успокоил он. – Господин Урель покидает клинику. Рано или поздно он должен был пренебречь нашим гостеприимством.
Зло оскалясь, Бетси пискляво воскликнула:
– Его вернули с того света, а он ещё привередничает! Неблагодарный!
– Бетси, врач должен работать не за благодарность, а за совесть, – мягко возразил Кернс. – Только это по-настоящему надёжный стимул. Урель жив – разве это не достаточное вознаграждение? Не осуждайте его, Бетси: у него нервное потрясение.
– Когда-нибудь, профессор, вас оценят, – заверила его помощница, не замечая ласковой усмешки профессора.
– Меня уже оценили, – лукаво произнёс он.
– Но Уреля нельзя отпускать, – суховато сказала девушка. Её пуританский характер не позволял никаких видимых намёков на их близкие отношения при исполнении своих профессиональных обязанностей, даже когда они с профессором были наедине. – Вы же говорили, что никто не должен знать.
– Никто и не узнает. Урель никому не расскажет.
– Но он может исчезнуть, уехать куда-нибудь.
– Пусть. Мы его везде отыщем.
– Так что, помочь ему собрать вещи? – с некоторым недоумением спросила Бетси.
– Не надо, не злите его. Пусть делает, что хочет, пусть разберётся в себе.
Паулю было не до того, чтобы разбираться в себе: он злился. Гневно и возмущённо он затолкал свои вещи в небольшой чемодан и спустился в холл. Кернс уже ждал. Будто от неловкости не глядя на профессора, Пауль протянул ему руку ладонью вверх.
– Дайте мне ключи от машины.
Кернс молча протянул ему их, и Пауль быстро направился к выходу, но вдруг резко обернулся: уходить без реванша, без укола самоуверенному Кернсу не хотелось.
– Последний вопрос, господин профессор. Уж не вы ли так бесповоротно распорядились жизнью Молли? Очень смело. Клянусь, господин профессор, это останется между нами! – Он с издевательством взглянул на Кернса.
– Вы об Эмилии Патерсон? – хладнокровно спросил профессор. Пауль вздрогнул и с ещё большим омерзением отвернулся. Ему хотелось только поскорее убраться из этого логова убийцы. – Мы позаботимся о госпоже Урель, – произнёс вслед всепрощающий Кернс.
Лишь за окованными бронёй воротами Пауль понял, что остался один. О чём-то назойливо трещали птицы – Пауль всегда любил слушать их пение и мог даже различить их по голосам, но никогда не интересовался их названиями. Он всегда стремился к уединению, к строгой защите своей внутренней жизни от чужих. Он всегда стремился к свободе, и теперь он её получил. Теперь он был свободен как никогда, но разве эту свободу он искал всю свою жизнь? разве о ней он мечтал? Он всегда был одинок, а теперь потерял единственного близкого человека. И с тоской, похожей на тянущую и сжимающую боль, он почувствовал, что не вынесет этого. Жестокое отчаяние захлестнуло его.
«Эльза! В конце концов она моя жена! Я сам позабочусь о ней, что бы с ней ни случилось, – решительно зазвучало в его голове. – К чёрту профессора! Я соберу лучших врачей со всего мира. Они вылечат мою бедную Элоизу. Я спасу её, я буду заботиться о ней, я всегда буду рядом с ней, я никогда не буду одинок!» Он круто развернулся и – упёрся в непробиваемые ворота. «Но что я скажу Кернсу? Здравствуйте, я вернулся за своей женой? Я чуть не забыл её у вас? Нет, невозможно! Бессмысленно! Теперь уже поздно». Он стоял так несколько минут, не думая ни о чём, не рассуждая, не уговаривая себя. И вдруг сорвался с места, поспешно сел в машину и понёсся прочь по узкой и пустой дороге. Он чувствовал к себе едва ли не большее отвращение, чем к профессору, он презирал, он ненавидел себя. Он ничтожество, он так глупо предал свою Эльзу. Но вернуться теперь, когда он уже едет, его не заставят даже угрызения совести! В конце концов ничего не оставалось, как смириться со своей болью и продолжать ненавидеть себя.
Предусмотрительная Эльза ездила в клинику одна, без шофёра, чьё присутствие теперь не сковывало Пауля. Он не хотел возвращаться в пустой дом, где мучительные воспоминания стали бы преследовать его с неумолимостью болезни. Он должен был порвать со всем, что напоминало бы о прежней, неудавшейся жизни, о незамеченной, несостоявшейся любви, о непознанном счастье, утекшем, как песок сквозь пальцы. Пауль знал, что ему предстоит непрестанно гореть в огне ожесточённых сожалений, гореть, но не сгорать, неся крест бесконечных мучений. Хотя почему бесконечных? Конец всему – смерть. Пауль глубоко и сокрушённо вздохнул. Нет, он не позволит себе такого малодушия. Он мужественно будет смотреть в лицо своей судьбе. На зло самому себе, в наказание он вытерпит всё!
Убедившись, что всё имущество стараниями его Эльзы переведено на имя Сержа Ломбрине, Пауль решил покинуть город, в котором прошла вся его жизнь и который он был уже не в силах выносить. Он не собирался в морское путешествие, но, увидев однажды у пристани «Немезиду» и узнав, что она продаётся, загорелся идеей отбывать своё наказание на яхте с этим более всего подходящим названием, немедленно купил её и нанял прежнюю команду во главе с капитаном Глюком. Пауль усмехался, думая, что, может быть, ему ещё удастся найти своё счастье, скитаясь по свету на корабле, ведомым таким «счастливым» человеком. Ещё была надежда на покой.
(и продолжение следует)
@темы: Роман, Творчество
-
-
25.06.2008 в 21:32Психология прописана здорово... И по-прежнему - Грин Грином... Это путешествие на "Немезиде" (к счастью, если капитан с такой фамилией?) напоминает греевское - за Ассоль.
С нетерпением жду, что дальше.
-
-
26.06.2008 в 18:04Спасибо, Элен, что прочла!
Психология прописана здорово...
по-прежнему - Грин Грином
Это путешествие на "Немезиде" (к счастью, если капитан с такой фамилией?) напоминает греевское - за Ассоль.
Элен, ты угадала!!!
Очередной кусочек продолжения почти готов. Так что совсем немного, и я его выложу.
-
-
26.06.2008 в 20:06-
-
27.06.2008 в 10:17Спасибо, Элен!
-
-
27.06.2008 в 12:20-
-
27.06.2008 в 18:10-
-
30.06.2008 в 18:54-
-
30.06.2008 в 19:19Спасибо! Ой, а можно поподробнее.
-
-
30.06.2008 в 19:32-
-
01.07.2008 в 16:35Тблин! >______< Ага, афтар ухитрился ТАК написать, что не понятно, кого замочили!!!
По большому счёту пока замочили двоих. Сначала управляющего Чезарини: его сердце пересадили главному герою - Паулю. Ну, это ведь тоже можно сказать "замочили".
А как Пауль смотрится? Не слишком с приветом?
-
-
01.07.2008 в 16:42ага, сердце всё-таки от Чезарини взяли
А
ПьерПауль весьма для человека, вытащенного с того светаи он превратится в Шарикова-
-
01.07.2008 в 16:54Бли-и-ин, ну неужели реально так запутанно пишу! Надо будет подредактировать.
сердце всё-таки от Чезарини взяли
Ну типа да.
была бредовая мысль, что от Молли взяли что-нибудь (бигуди, ага) для Джульетты, но там по хронологии не совпадало
Пауль весьма для человека, вытащенного с того света
Матушк, я, кажеццо, ни понил, чё это значит...
я всё жду, когда в нём душа Чезарини проснётся и он превратится в Шарикова
Кстати моя подруга Пауля почему-то любила ласково звать Паулито...
-
-
01.07.2008 в 17:36хороший Пауль, в общем
-
-
01.07.2008 в 17:44Мдя-я-я, понятно. Хороший Пауль - и этим всё сказано.