Если у тебя есть гештальт, закрой его.
Рафаэль слушал музыку, качая в такт ногой. Задорные эстрадные ритмы должны были бы захватывать, вдохновлять и поднимать настроение — и обязательно так и произошло бы, если бы Рафаэль совсем ничего не понимал. Перед глазами стояло непроницаемое, сухое лицо мэтра. Абсолютно чужое, но властное, неодолимо притягивающее, заполняющее собой всю душу и как будто всё пространство вокруг. Рафаэль ощущал, что его собственная физиономия приобретает то же унылое выражение: миллиметр за миллиметром опускаются углы рта, вваливаются осунувшиеся щёки, тяжело хмурятся брови, веки скрывают потухший, ушедший в себя взгляд. Он был больше не интересен мэтру. Все его, Рафаэля, мысли, ожидания, стремления, увлечения, вся его личность, вся его жизнь больше ни на йоту не занимали покровителя. Как ни старайся, ты ничего не можешь ему предложить. Несравнимо более развитый и зрелый, мэтр понял, что ты — пустышка, что в твоей душе нет не то что чего-либо достойного его величия, а вообще более-менее путного. Нет и не появится. Ему надоело возиться с твоей глупостью и снисходительно принимать твою наивность. Может, прежде он и ждал от тебя какого-то роста, прогресса, каких-то достижений, но теперь окончательно убедился: больше не увидит ничего нового и стоящего внимания. У него больше нет времени на тебя. Ты окончательно разочаровал его.
Чем ярче, оптимистичнее звучала музыка, тем больше съёживался Рафаэль. Его плечи, спину, живот словно скручивало от напряжения. Задаваться вопросом «что я сделал не так?» было быссмысленно: видимо, не так — всё, и Рафаэль не знал, как это исправить. Как исправить себя? Нет, он больше не нужен мэтру. Пусть музыка играет, пусть она ревёт, пусть кричит о надеждах на будущее — он-то знает, что это конец.
_____
— Всё изменилось, — хмуро проворчал Рафаэль.
Мэтр поднял вопросительный взгляд.
— Что именно?
— Раньше вы хотя бы… — Рафаэль побоялся сказать вертевшееся на языке «игрались моими чувствами» и решил смягчить, даже если прозвучало бы совсем глупо: — Были более игривы.
Мэтр поднял брови и кивнул, очевидно, поняв жалобу.
— Ну, не всё же время играться. Простите, сейчас очень много дел, да и я, откровенно говоря, не в лучшей форме.
— Как не в лучшей форме? — не понял Рафаэль.
— Физически.
— Неужели у вас что-то болит?
— Временами. Просто нужно высыпаться и соблюдать правильный режим. Я всё-таки уже не юноша, чтобы безнаказанно не спать по 24 часа. А почему вас так удивляет моё состояние? Я что, не человек, по-вашему? — Мэтр засмеялся и, подойдя к дико засмущавшемуся Рафаэлю, похлопал его по плечу. — Впрочем, меньше обращайте внимания на моё невнимание. Пардон, это всё издержки чрезмерно беспокойного женского воспитания, но мы их потихоньку выправим.
Рафаэлю стало совсем стыдно.
— Простите меня, — пробормотал он, не зная куда деваться. — Я себя ненавижу за то, что вы мне так нужны.
Мэтр тихо вздохнул, и его взгляд как-то странно смягчился, не то сентиментально, не то сожалеюще.
— Мне лестно, что я добился таких результатов. Только жене моей не говорите, ладно? Она меня убьёт за вас. Торжественно предаю вам в руки рычаг самой страшной власти надо мной. Вас это утешит? Можете гордиться, что вы контролируете — как там? — самого могущественного человека в городе? Причём, таким сугубо личным способом.
— О, не смейтесь. Я буду корить себя ещё больше, если предам вас. Я умру, если предам.
— Верность — достойное качество, но не корите себя. Вы мне нужны живым и способным решать наши задачи. Не говоря уже о том, что вы нужны себе самому.
Рафаэль глубоко и прерывисто вздохнул, переминаясь с ноги на ногу.
— Я совсем не хотел клянчить у вас похвалы, но ваши слова… Впрочем, так раскисать — это ведь недостойная слабость? А вы… — Рафаэль собрался и пристально взглянул на него. — Есть ведь что-то ещё, что вас тревожит? То, из-за чего ухудшилось ваше здоровье. Дайте мне решить эту проблему. Я хочу сделать что-то ради вас.
Мэтр посмотрел на него ясным, умным взглядом, и Рафаэль понял, что угадал.
— Если хотите сделать что-то для меня, будьте в форме. Ежедневно поддерживать себя в тонусе гораздо тяжелее, чем совершать эпические подвиги и колоссальные рывки. Как по мне, так они стоят горазо меньше, чем каждодневный рутинный подвиг счастливой жизни. Вы скоро мне понадобитесь, и я хочу, чтобы вы были готовы. Гуляйте побольше, будьте среди людей, наблюдайте, заводите знакомства, общайтесь — вот и всё. Используйте возможности, которые вам даю. Буду вам крайне признателен, если вы поживёте эти дни обычной жизнью, однако насыщенной и интересной. Впрочем, не пускаясь во все тяжкие. Я понятно выражаюсь?
— Да, предельно понятно, — вновь вздохнул Рафаэль. — Боюсь, для меня непосильная задача, но… я попробую. Тогда я… — Он повернулся к дверям и вопросительно взглянул на мэтра. — Не хочу больше мешать вам.
Тот благожелательно кивнул.
— Благодарю, я позову вас, когда вы мне понадобитесь. Скоро.
Рафаэль опустил глаза и вышел — со странным чувством уверенности и спокойствия. Сказать, что он любил этого человека, было ничего не сказать. И мэтр ещё благодарил! Пусть его речи чертовски тешили самолюбие, дело было не в них. Само присутствие рядом с мэтром, его взгляд, его уверенные прикосновения придавали сил и энергии. Хотелось расправить плечи, поднять голову, смело идти вперёд и смотреть на людей без страха. Весь мир вдруг поменял тональность, всё вокруг растеряло тревожащие оттенки, перестало давить и укорять в никчёмности. Всё в мире было просто и посильно — стоял бы мэтр за плечами или нет. С чудесной тонкостью он не стал подчёркивать, что Рафаэль ничего не может для него сделать, бессилен, да и вообще ни на что не способен. Наоборот, каким-то непостижимым образом Рафаэль всё равно чувствовал себя нужным, значительным и важным — несмотря даже на то, что понимал: проблема, которая беспокоит мэтра, ему, Рафаэлю, действительно не под силу. Быть может, пока, а позже всё изменится! «Скоро», — сказал мэтр. Конечно, очень хотелось раскрыть столь серьёзную тайну своего покровителя, но лезть туда, куда не просят, было бы сродни предательству. Неожиданного для самого себя Рафаэль не чувсвовал ревности к секретам мэтра, хотя и предполагал, что там скрывалось нечто личное, даже интимное. Пусть так, ну и что? Зато, если мэтр столь добр к нему, значит, беспокоиться вовсе и не о чем. «Я никогда вас не предам», — твёрдо решил Рафаэль, воодушевляясь ещё больше.
Чем ярче, оптимистичнее звучала музыка, тем больше съёживался Рафаэль. Его плечи, спину, живот словно скручивало от напряжения. Задаваться вопросом «что я сделал не так?» было быссмысленно: видимо, не так — всё, и Рафаэль не знал, как это исправить. Как исправить себя? Нет, он больше не нужен мэтру. Пусть музыка играет, пусть она ревёт, пусть кричит о надеждах на будущее — он-то знает, что это конец.
_____
— Всё изменилось, — хмуро проворчал Рафаэль.
Мэтр поднял вопросительный взгляд.
— Что именно?
— Раньше вы хотя бы… — Рафаэль побоялся сказать вертевшееся на языке «игрались моими чувствами» и решил смягчить, даже если прозвучало бы совсем глупо: — Были более игривы.
Мэтр поднял брови и кивнул, очевидно, поняв жалобу.
— Ну, не всё же время играться. Простите, сейчас очень много дел, да и я, откровенно говоря, не в лучшей форме.
— Как не в лучшей форме? — не понял Рафаэль.
— Физически.
— Неужели у вас что-то болит?
— Временами. Просто нужно высыпаться и соблюдать правильный режим. Я всё-таки уже не юноша, чтобы безнаказанно не спать по 24 часа. А почему вас так удивляет моё состояние? Я что, не человек, по-вашему? — Мэтр засмеялся и, подойдя к дико засмущавшемуся Рафаэлю, похлопал его по плечу. — Впрочем, меньше обращайте внимания на моё невнимание. Пардон, это всё издержки чрезмерно беспокойного женского воспитания, но мы их потихоньку выправим.
Рафаэлю стало совсем стыдно.
— Простите меня, — пробормотал он, не зная куда деваться. — Я себя ненавижу за то, что вы мне так нужны.
Мэтр тихо вздохнул, и его взгляд как-то странно смягчился, не то сентиментально, не то сожалеюще.
— Мне лестно, что я добился таких результатов. Только жене моей не говорите, ладно? Она меня убьёт за вас. Торжественно предаю вам в руки рычаг самой страшной власти надо мной. Вас это утешит? Можете гордиться, что вы контролируете — как там? — самого могущественного человека в городе? Причём, таким сугубо личным способом.
— О, не смейтесь. Я буду корить себя ещё больше, если предам вас. Я умру, если предам.
— Верность — достойное качество, но не корите себя. Вы мне нужны живым и способным решать наши задачи. Не говоря уже о том, что вы нужны себе самому.
Рафаэль глубоко и прерывисто вздохнул, переминаясь с ноги на ногу.
— Я совсем не хотел клянчить у вас похвалы, но ваши слова… Впрочем, так раскисать — это ведь недостойная слабость? А вы… — Рафаэль собрался и пристально взглянул на него. — Есть ведь что-то ещё, что вас тревожит? То, из-за чего ухудшилось ваше здоровье. Дайте мне решить эту проблему. Я хочу сделать что-то ради вас.
Мэтр посмотрел на него ясным, умным взглядом, и Рафаэль понял, что угадал.
— Если хотите сделать что-то для меня, будьте в форме. Ежедневно поддерживать себя в тонусе гораздо тяжелее, чем совершать эпические подвиги и колоссальные рывки. Как по мне, так они стоят горазо меньше, чем каждодневный рутинный подвиг счастливой жизни. Вы скоро мне понадобитесь, и я хочу, чтобы вы были готовы. Гуляйте побольше, будьте среди людей, наблюдайте, заводите знакомства, общайтесь — вот и всё. Используйте возможности, которые вам даю. Буду вам крайне признателен, если вы поживёте эти дни обычной жизнью, однако насыщенной и интересной. Впрочем, не пускаясь во все тяжкие. Я понятно выражаюсь?
— Да, предельно понятно, — вновь вздохнул Рафаэль. — Боюсь, для меня непосильная задача, но… я попробую. Тогда я… — Он повернулся к дверям и вопросительно взглянул на мэтра. — Не хочу больше мешать вам.
Тот благожелательно кивнул.
— Благодарю, я позову вас, когда вы мне понадобитесь. Скоро.
Рафаэль опустил глаза и вышел — со странным чувством уверенности и спокойствия. Сказать, что он любил этого человека, было ничего не сказать. И мэтр ещё благодарил! Пусть его речи чертовски тешили самолюбие, дело было не в них. Само присутствие рядом с мэтром, его взгляд, его уверенные прикосновения придавали сил и энергии. Хотелось расправить плечи, поднять голову, смело идти вперёд и смотреть на людей без страха. Весь мир вдруг поменял тональность, всё вокруг растеряло тревожащие оттенки, перестало давить и укорять в никчёмности. Всё в мире было просто и посильно — стоял бы мэтр за плечами или нет. С чудесной тонкостью он не стал подчёркивать, что Рафаэль ничего не может для него сделать, бессилен, да и вообще ни на что не способен. Наоборот, каким-то непостижимым образом Рафаэль всё равно чувствовал себя нужным, значительным и важным — несмотря даже на то, что понимал: проблема, которая беспокоит мэтра, ему, Рафаэлю, действительно не под силу. Быть может, пока, а позже всё изменится! «Скоро», — сказал мэтр. Конечно, очень хотелось раскрыть столь серьёзную тайну своего покровителя, но лезть туда, куда не просят, было бы сродни предательству. Неожиданного для самого себя Рафаэль не чувсвовал ревности к секретам мэтра, хотя и предполагал, что там скрывалось нечто личное, даже интимное. Пусть так, ну и что? Зато, если мэтр столь добр к нему, значит, беспокоиться вовсе и не о чем. «Я никогда вас не предам», — твёрдо решил Рафаэль, воодушевляясь ещё больше.