Ещё ни один спор я не проигрывала с таким облегчением. Виктор был далеко не дурак и, конечно же, сообразил заранее, что доброта и отходчивость Элеонор не позволят ей выгнать меня на улицу. Да и я бы тоже сообразила, если бы не запаниковала. И пусть Виктор лишь красовался, затеяв наше пари, а Элеонор просто исполняла обязанности гостеприимной хозяйки, но утром, на свежую голову, я оценила преподанный ими урок. Что бы между ними ни происходило, сколько бы лет ни длилась их размолвка, они верили друг в друга. Мне тоже следовало верить в моих друзей, и я ради их счастья ни за что не собиралась сдаваться.
читать дальшеСвоенравного красавца и нерешительного гения – обоих надо было срочно спасать, и потрудиться предстояло не только с Виктором. Едва дождавшись конца дня, я побежала в ресторанчик и на сей раз обнаружила за нашим столиком только Жозе. Виктор, похоже, и не появлялся. Они как будто составили график посещений, чтобы не пересекаться друг с другом. К гадалке не ходи, не пожалует! Но зато без него, я надеялась, нашего матёрого химика-теоретика проще вытянуть на откровенность.
Однако, увидев, как я весело плюхаюсь на Викторово место, Жозе побледнел и, расстроенный, уткнулся в лежащую перед ним газету. Мне даже обидно стало: можно подумать, я была виновата в том, что перед ним я, а не Виктор.
– Ты чего? Всё в порядке?
Мой застенчивый друг покраснел, а его косматые брови совсем наползли на глаза.
– Всё плохо.
Я вздохнула. Значит, он дулся на меня из-за Эммы. Не каждому ведь понравится, если какая-то подвыпившая незнакомка, пусть и самая очаровательная, полезет на колени, чтобы поцеловать кого-то другого.
– Прости меня, пожалуйста, за вчерашнее. Не знала, что так выйдет, правда.
Исподлобья Жозе поднял на меня вопросительный взгляд.
– Вчерашнее? Мы вчера не встречались.
– А, это было позавчера! Извини, у меня уже все дни как один. Столько всего происходит, а ещё больше – говорится.
– Позавчера? – с упорным непониманием переспросил будущий Нобелевский лауреат.
Если бы Виктор соизволил прийти, наверняка пошутил бы, что нас поглотила эпидемия амнезии. Благодаря его выходкам – хотя никакая возвышенная влюблённость не мешала ему шокировать своей безобразной демонстративностью, – два прошлых дня слились у меня воедино. Но если Жозе так стеснялся вспоминать тот вечер, уж лучше было мне остаться вовсе без прощения, чем допекать его извинениями, чтоб он мечтал провалиться со стыда сквозь землю. И всё-таки Виктора очень не хватало рядом: он-то мастер уклончивых ответов, дипломатического сглаживания углов – и, как я теперь понимала, вовсе не из природной двуличности или трусости, а потому что не знал, как с Жозе по-другому. Всё-таки это была настоящая преданность.
Подражая нашему искусному дипломату, я невозмутимо пожала плечами.
– Вчера, позавчера, сегодня, завтра – прости меня.
– Он тоже принёс мне извинения, и я вынужден был их принять, – скорбно качая головой, пожаловался Жозе.
Я чуть ни подпрыгнула и подсела ближе к нему. О, неужели наш спесивый доктор обуздал свою гордость и решился первый шажок сделать к примирению и нашему общему долгожданному счастью?
– Это же замечательно! Сильный поступок, мужественный. А я знала, знала, что Виктор намного лучше, чем хочет казаться. Может, он и выглядит вредным и ненадёжным, но, если намекнуть ему, как ты в него веришь, как ценишь его нежность и заботу, он свернёт горы.
Но моё ликование вовсе не воодушевило Жозе.
– Надеюсь, Виктор ни при чём, иначе это была бы катастрофа, – проворчал он. – Я о профессоре Максимильяне.
– О том дядьке, который постоянно к тебе придирается? Да на что тебе этот старый неврастеник? Разве он лучше? По-моему, Виктор всем фору даст. А если б ещё не выпендривался, так вообще был бы идеален. За такого хвататься надо и оберегать. Глядишь, и у него нервы целее будут, а то ведь он тоже из-за всяких глупостей страдает. Совсем голову потерял, приспичило ему внимание привлекать. Знаешь, что вчера сделал?
– Да-да, конечно, – вновь уставившись в газету и как будто не слушая, бормотал Жозе. – Профессор Максимильян не только извинился, но и дал слово, что такого больше не повторится. Да и пресса подозрительно молчит.
– И чего расстраиваешься? Разве ты не этого хотел?
– А если моё начальство вмешалось?
– Ну, и правильно сделало, зато теперь всё тихо, можно спокойно работать. А то ишь, распоясался профессор!
– Как унизительно! – ужаснулся он, переведя взгляд в потолок, но затем чуть наклонился ко мне и понизил голос до тревожного шёпота: – А если это некая служба?
– Какая служба? Вот, шпиономания набирает обороты. – Так и хотелось добавить «без Виктора», но, пожалуй, лучше было не пугать впечатлительного Жозе раньше времени.
– Давно подозреваю, что мою корреспонденцию читают, но теперь есть доказательство: кто-то рылся в моих вещах!
– Может, показалось? Или что, кто-то устроил у тебя беспорядок?
– Наоборот, у меня давно уже не было такого порядка. Даже пыль вытерли и книги разложили! Понимаешь, что это значит?
– Что горничная наконец-то перестала лениться?
– Я запрещаю ей входить ко мне.
– Ну, и зря. Конечно, ей приходится убираться тайком.
– Нет, я спрашивал. Это не она. Прямое доказательство моей гипотезы, – ткнув длинным пальцем в газету, безапелляционно заключил он. – Кто-то обыскивал мою квартиру, а потом стал заметать следы, но перестарался.
– А что-нибудь пропало?
– Ничего. Но лишь потому, что пропадать нечему. Я не держу дома рабочих документов, нельзя. И все вещи на месте вроде бы.
– Как же твои злоумышленники вошли?
Он вздохнул и пожал плечами.
– Не знаю.
– А следы взлома? Например, царапины на замочной скважине. Ну, или дверь выломали? Окно разбили?
– Нет, ничего подобного. Очевидно, у них был ключ.
– Ключ? У кого же есть ключ от твоей квартиры? У Виктора? Не знаешь, у него не пропадал?
Жозе очень серьёзно поглядел на меня и совсем хмуро покачал головой.
– У Виктора нет ключа. С какой стати быть?