С тайной надеждой если не увидеть её, то хотя бы вновь услышать пригрезившийся в шуме листвы голос, я вышла на тёмную террасу. Ветер стал чуть холоднее и резче, предвещая ночной дождь. В беседке качались разноцветные фонарики, пятна света скользили по двум, почти слитым воедино, фигурам на скамейке. Нежно-голубое платье Элеонор, накинутая на её плечи кремовая шаль и ярко-белая рубашка Пьера, казалось, вылиняли и пожелтели, как на старой фотографии.
– Интересно, что в нашем доме делает посторонний мужчина, – негромко, с обычной лёгкой иронией заметил Пьер.
Без сомнения, речь шла о Викторе. О ком же ещё! Меня не видели, и я замерла, боясь пошевелиться. Вот он и настал, момент истины. Вот сейчас меня и решат вышвырнуть – вместе с этим «посторонним мужчиной», которого я на свою голову притащила. Если бы сама не была виновата, я без колебаний кинулась бы защищать моего друга.
– Он забавный, – ответила Элеонор. – И так силится показать, будто знает больше других, что это даже интригует.
Пьер улыбнулся.
– Всё та же восторженная, сентиментальная девочка, что безоглядно сходит с ума по каждому, в ком есть какая-то загадка.
– О, не волнуйся, благодаря тебе я давно повзрослела. После того, как ты меня бросил во второй раз, сентиментальность потеряла своё очарование.
читать дальше– Я бросил? – искренне удивился Пьер. – Мне снова и снова приходилось доказывать свою любовь безумствами, на которые я даже не знал, что способен.
– И всё-таки доказал, – не без гордости произнесла она.
– Хочешь проверить, на что способен он?
– Нет, с ним всё ясно. По-моему, он далеко пойдёт, если его направить в нужную сторону. Он такой милый и трогательный, его артистически чувствительное самолюбие вызывает желание заботиться и оберегать. И он действительно нравится женщинам – главным образом, престарелым дамам, состоявшимся во всём, кроме любви и особенно материнства.
– Лёгкие трофеи, – оценил Пьер.
– А он так ревностно кичится успехом.
– Это инфантильно.
– Это по-мужски. Просто он ещё молод.
– Да уже и не настолько, чтобы так демонстративно себя вести.
– Но он и не настолько стар, как мы с тобой, – пошутила Элеонор. – А ты разве таким не был?
– Таким – уж точно нет, – возразил Пьер насмешливо. – Может быть, я пользовался не меньшим успехом, но я никогда не искал себе мамочек, чтобы сидеть у них на шее и капризничать.
– Зато он умеет накрепко привязывать к себе. И у него есть большое преимущество: он не увлекается женщинами.
– Вот это уже странно, ты не находишь? – не без ехидства заметил верный супруг.
– Это в духе времени. Для него женщины – не цель, а средство достижения целей.
– А не потому ли он выбрал этот возрастной контингент, что всеми остальными боится увлечься? Ну, возможно, он не так глуп, как хочет показаться, – снисходительно признал Пьер. – Всё же он тебя очаровал, я вижу. Что ты задумала?
– Без тебя – ничего. Давай подумаем вместе. Может быть, он вовсе не глуп, но зачем тебе умный соперник?
Пьер усмехнулся.
– Хорошо, давай подумаем. Только он мне не соперник. Можешь поиграть с ним, если хочешь: обещаю не ревновать.
– Я лишь хочу разобраться, что у него на уме и не слишком ли я о нём высокого мнения, – ласково засмеялась Элеонор.
Боясь стать свидетельницей какой-нибудь совсем интимной сцены, я скорее юркнула в дом. Они так хорошо понимали друг друга и так друг другу доверяли, несмотря на расставания в прошлом, что даже ревность не могла их разобщить. Похоже, они оба знали, что с ней делать. Наверняка они тоже успели причинить друг другу немало боли, но это не мешало им оставаться любящей парой и, казалось, даже наоборот, сплачивало их. Однако чем-то меня их отношения настораживали. При всём благородстве, при всей честности и открытости их сердец, мелькнуло в их споре что-то скользкое, затаённое, недосказанное, и от этого становилось грустно и муторно. Уж сколько я переслушала научных дискуссий Виктора и Жозе, но даже эти два закоренелых интеллектуала, живущие исключительно разумом и никак не душевными порывами, не вызывали такого тягостного чувства.
Казалось, искренность Элеонор и Пьера настолько тонка, настолько рассудочна, будто они не обычные люди, а какие-то высшие существа, спустившиеся со звёзд и говорящие между собой земными словами, но по-прежнему на своём внеземном языке. Какими бы взрослыми, какими бы зрелыми ни были их отношения, я точно знала, что никогда не смогу, да и не захочу так. И пусть мне грозило навсегда остаться инфантильной, по-прежнему дружить с моими инфантильными, странными друзьями и никогда-никогда не заслужить такой же настоящей, зрелой и счастливой любви.
Даже краем глаза я боялась заметить какую-либо физическую близости между Элеонор и Пьером: как они обнимаются, как держатся за руки, как нежно касаются друг друга и целуют.