Если у тебя есть гештальт, закрой его.
Я бросила его руку и нахмурилась.
– Пожалуйста, ты хоть не упрекай! Давай не будем об этом. Если я сейчас расплачусь, до утра не успокоюсь. Какой тогда из меня защитник пугливых муз?
– Бережный, – сказал он, хотя ответа никакого не требовалось.
– Понимаю твоё любопытство, но история совсем не интересная. Впрочем, если рассказать в компании, кто-то наверняка посмеётся.
– Любопытство можно испытывать к чужим, к тем, к кому не возникает сочувствия. А в отношении друзей прежде всего долг. Ты думаешь, всё окончательно? Или это ретроградная Венера?
Мы подошли к особняку, где меня приютили. Я остановилась и, развернувшись к Виктору, поглядела на его невозмутимую интеллигентскую рожу.
– Это что, холодный диагноз или врачебный эвфемизм? После слов моей Венеры даже я поняла: окончательнее не бывает.
– Каких слов?
– Не заставляй меня их повторять, – угрюмо попросила я. – И вообще, хватит на меня тратить время, тебе пора. Каким бы он ни был, он тебя ждёт. Меня вот не ждёт никто.
– Извини. Если я тебе надоел, представь, что меня нет. Буду молчать до самого порога. Но шататься ночью одной я тебя не отпущу, – непреклонно заявил мой упрямый друг.
Характерец у него был тот ещё. Наверно, выдержать мог только Жозе, и то лишь потому, что вечно витал в облаках, ничего вокруг не замечая. Всё-таки есть некая высшая мудрость в том, как люди сходятся, – только такие умники не в силах постичь её. Мне вновь стало жаль Виктора и стыдно за себя. Зачем я вынуждала его слушать мои излияния? Если у меня не получалось любить, я не была достойна и верной дружбы. Чтобы не зарыдать, я улыбнулась до ушей.
– А, ты не знаешь! Да вот он, порог! – Махнула левой рукой в сторону озарённого светом помпезного фасада.
Лицо Виктора вытянулось.
– Почему же сразу не сказала, что ты богачка? Разве можно так обманывать? Встречал я обычных девушек, строящих из себя денежных дам, но чтоб наоборот и продержаться так долго!
Я рассмеялась.
– Да нет, это не мои пенаты. Друзья приютили, Элеонор и Пьер, пока пользуюсь гостеприимством, но скоро придётся выметаться. Ну да подыщу что-нибудь к тому времени. Ладно, бывай! И чтоб с Жозе помирился!
– Удачи! – Он повёл бровью и улыбнулся, как всегда, непреклонно оптимистичный.
Мы хлопнули по рукам и разошлись. Пусть он хотел ободрить, но меня мучила совесть. Заслуживаю ли я доброту всех моих друзей? Секрет был прост: они все плохо меня знали. А тот, кому выпало узнать меня близко, тут же разругался со мной в пух и прах. Больно и обидно, но с этим нужно было как-то смиряться. Вынув из кармана ключи, я отперла калитку и влезла по высоким ступеням крыльца, но, едва открыв дверь, услышала короткий требовательный свист и обернулась. Виктор всё не отставал, видимо, подозревая, что пытаюсь от него избавиться и обманываю. Картинно стоя в свете фонаря он, помахал мне. В ответ я махнула, чтобы он уходил, и, весело показав язык, вошла в дом.
– Пожалуйста, ты хоть не упрекай! Давай не будем об этом. Если я сейчас расплачусь, до утра не успокоюсь. Какой тогда из меня защитник пугливых муз?
– Бережный, – сказал он, хотя ответа никакого не требовалось.
– Понимаю твоё любопытство, но история совсем не интересная. Впрочем, если рассказать в компании, кто-то наверняка посмеётся.
– Любопытство можно испытывать к чужим, к тем, к кому не возникает сочувствия. А в отношении друзей прежде всего долг. Ты думаешь, всё окончательно? Или это ретроградная Венера?
Мы подошли к особняку, где меня приютили. Я остановилась и, развернувшись к Виктору, поглядела на его невозмутимую интеллигентскую рожу.
– Это что, холодный диагноз или врачебный эвфемизм? После слов моей Венеры даже я поняла: окончательнее не бывает.
– Каких слов?
– Не заставляй меня их повторять, – угрюмо попросила я. – И вообще, хватит на меня тратить время, тебе пора. Каким бы он ни был, он тебя ждёт. Меня вот не ждёт никто.
– Извини. Если я тебе надоел, представь, что меня нет. Буду молчать до самого порога. Но шататься ночью одной я тебя не отпущу, – непреклонно заявил мой упрямый друг.
Характерец у него был тот ещё. Наверно, выдержать мог только Жозе, и то лишь потому, что вечно витал в облаках, ничего вокруг не замечая. Всё-таки есть некая высшая мудрость в том, как люди сходятся, – только такие умники не в силах постичь её. Мне вновь стало жаль Виктора и стыдно за себя. Зачем я вынуждала его слушать мои излияния? Если у меня не получалось любить, я не была достойна и верной дружбы. Чтобы не зарыдать, я улыбнулась до ушей.
– А, ты не знаешь! Да вот он, порог! – Махнула левой рукой в сторону озарённого светом помпезного фасада.
Лицо Виктора вытянулось.
– Почему же сразу не сказала, что ты богачка? Разве можно так обманывать? Встречал я обычных девушек, строящих из себя денежных дам, но чтоб наоборот и продержаться так долго!
Я рассмеялась.
– Да нет, это не мои пенаты. Друзья приютили, Элеонор и Пьер, пока пользуюсь гостеприимством, но скоро придётся выметаться. Ну да подыщу что-нибудь к тому времени. Ладно, бывай! И чтоб с Жозе помирился!
– Удачи! – Он повёл бровью и улыбнулся, как всегда, непреклонно оптимистичный.
Мы хлопнули по рукам и разошлись. Пусть он хотел ободрить, но меня мучила совесть. Заслуживаю ли я доброту всех моих друзей? Секрет был прост: они все плохо меня знали. А тот, кому выпало узнать меня близко, тут же разругался со мной в пух и прах. Больно и обидно, но с этим нужно было как-то смиряться. Вынув из кармана ключи, я отперла калитку и влезла по высоким ступеням крыльца, но, едва открыв дверь, услышала короткий требовательный свист и обернулась. Виктор всё не отставал, видимо, подозревая, что пытаюсь от него избавиться и обманываю. Картинно стоя в свете фонаря он, помахал мне. В ответ я махнула, чтобы он уходил, и, весело показав язык, вошла в дом.