Если у тебя есть гештальт, закрой его.
Не понимая, что происходит, но чувствуя, опаздываю, я подскочила ближе и посветила фонариком внутрь, стараясь направить луч так, чтобы его не загораживала голова Виктора, а его самого чтобы не слепило. На моё удивление, в мусорном баке ничего не было, кроме нескольких окурков. Правда, амбре шло такое, словно бак никогда не чистили и в нем скопился зловонный дух самых разных прогорклых и подмоченных табаков. Новоявленный любитель гадкого миазма, Виктор уцепил щипчиками коричневый окурок, поднял его, полюбовался и поднёс к носу.
Луч из моих рук скользнул чуть наискось, влево, но Виктор взял меня за запястье и направил свет в противоположном направлении, к центру террасы. Окон тут не было, с первого этажа нас вообще не могли заметить: слева вид прикрывал выступ дома. А от наблюдений со второго этажа спасал козырёк. Единственным окошком, откуда открывался обзор, хотя и минимальный, была фрамуга в моей ванной. И то Виктору, когда он впервые ночевал у меня, для того, чтобы разглядеть краешек террасы, потребовалось влезть на унитаз. Однако Элеонор, хоть и высокая, но всё-таки пониже Виктора, должна была не только повторить сей трюк, но сначала взгромоздить на унитаз что-нибудь наподобие табуреточки или ящика. Пожалуй, на такое мероприятие истинная аристократка не решилась бы. Мы оказались неуязвимы для её глаз, и я только надеялась на отсутствие в стене секретных щёлок или смотровых окошек. А вот пущенный вовне свет фонарика мог бы в два счёта нас выдать. Наконец, сообразив это, я осторожнее повела луч в пол. Если б нас с Виктором застукали роющимися в мусоре, мне было бы стыдно гораздо больше, чем если б даже целующимися. И зачем ему приспичило рисковать?
Виктор вскинул голову, чтобы голос не резонировал в урне, и высоко поднял руку с окурком.
– Узнаёшь букет?
Я вытянула шею и принюхалась. Необычное курево и пахло специфически: более крепко, смолисто, яблочно-лимонно.
– Цитрус. Хорошая сигаретка, прямо-таки дорогой парфюм. – Вслед за Виктором я тоже перешла на шёпот, и, если кто-то пытался нас подслушивать, мог бы принять диалог двух курильщиков за любовное воркование.
– Это сигарилла, их обычно ароматизируют. Бразильский покровной лист, а в начинке – табак индонезийских, бразильских, доминиканских сортов. Классический букет с цитрусовым и немного древесным оттенком. Ну, где мы такое встречали?
Чуть ни ткнувшись носом в окурок, я принюхалась ещё раз и теперь ярче уловила древесные нотки – почти отталкивающе приторные в сочетании с цитрусом. Наверно, если раскурить эту сигариллу, шибало бы как от только что открытой банки с лаком. И мне вдруг вспомнилась вишнёво-лакированная приборная панель Фиата.
– Машина Люка, – прошептала я.
Виктор улыбнулся и поиграл бровями, будто я выиграла главный приз.
Луч из моих рук скользнул чуть наискось, влево, но Виктор взял меня за запястье и направил свет в противоположном направлении, к центру террасы. Окон тут не было, с первого этажа нас вообще не могли заметить: слева вид прикрывал выступ дома. А от наблюдений со второго этажа спасал козырёк. Единственным окошком, откуда открывался обзор, хотя и минимальный, была фрамуга в моей ванной. И то Виктору, когда он впервые ночевал у меня, для того, чтобы разглядеть краешек террасы, потребовалось влезть на унитаз. Однако Элеонор, хоть и высокая, но всё-таки пониже Виктора, должна была не только повторить сей трюк, но сначала взгромоздить на унитаз что-нибудь наподобие табуреточки или ящика. Пожалуй, на такое мероприятие истинная аристократка не решилась бы. Мы оказались неуязвимы для её глаз, и я только надеялась на отсутствие в стене секретных щёлок или смотровых окошек. А вот пущенный вовне свет фонарика мог бы в два счёта нас выдать. Наконец, сообразив это, я осторожнее повела луч в пол. Если б нас с Виктором застукали роющимися в мусоре, мне было бы стыдно гораздо больше, чем если б даже целующимися. И зачем ему приспичило рисковать?
Виктор вскинул голову, чтобы голос не резонировал в урне, и высоко поднял руку с окурком.
– Узнаёшь букет?
Я вытянула шею и принюхалась. Необычное курево и пахло специфически: более крепко, смолисто, яблочно-лимонно.
– Цитрус. Хорошая сигаретка, прямо-таки дорогой парфюм. – Вслед за Виктором я тоже перешла на шёпот, и, если кто-то пытался нас подслушивать, мог бы принять диалог двух курильщиков за любовное воркование.
– Это сигарилла, их обычно ароматизируют. Бразильский покровной лист, а в начинке – табак индонезийских, бразильских, доминиканских сортов. Классический букет с цитрусовым и немного древесным оттенком. Ну, где мы такое встречали?
Чуть ни ткнувшись носом в окурок, я принюхалась ещё раз и теперь ярче уловила древесные нотки – почти отталкивающе приторные в сочетании с цитрусом. Наверно, если раскурить эту сигариллу, шибало бы как от только что открытой банки с лаком. И мне вдруг вспомнилась вишнёво-лакированная приборная панель Фиата.
– Машина Люка, – прошептала я.
Виктор улыбнулся и поиграл бровями, будто я выиграла главный приз.
-
-
21.09.2016 в 05:32Вот это хорошо, прямо чувствуется. Поганый запах, конечно, но ведь это только текст был, а почувствовалось.
-
-
08.11.2016 в 05:06Ооо, ты читаешь! Спасибо-спасибо!
Поганые запахи почему-то проще описывать, а приятные шаблонно выходят. -_-