Если у тебя есть гештальт, закрой его.
Виктор поморщился, будто услышал несусветную глупость.
– Ну что ты за женщина? Разве ты можешь без шантажа?
– Шантажа? – изумилась Элеонор. – Где же тебе он померещился? Если женщина немного умнее, чем ты ожидаешь, тебе уже чудятся опасности и ты готов объявить её ведьмой?
– Я такого не говорил, – процедил Виктор, и мне показалось, у него дёрнулись руки, будто он хотел скомкать, стиснуть что-то.
– Скажи, разве был какой-то шантаж? – обратилась Элеонор ко мне.
– Вроде нет. – Я покачала головой.
– Ну вот, и говорить не о чем. Лучше играй, – жёстко приказала она Виктору. – В салонах принято развлекать прекрасных дам, а не хамить им. Что-нибудь из Шопена, пожалуйста.
Пылая от гнева, нервно бледный, Виктор порывисто развернулся, подошёл к роялю, со стуком поднял крышку, хищно замахнулся над клавишами – и грянули оглушительные аккорды похоронного марша. Вполне хватило, чтобы узнать мелодию. Но вдруг музыка оборвалась, потянувшись тревожно стихающим звоном.
– Шопен! – мстительно заявил Виктор. – Дальше не помню.
Будто подхватив последнюю ноту, только на пару октав выше, Элеонор от души расхохоталась. Она подошла к Виктору, мягко возложила руку ему на плечо и скомандовала:
– Сядь! Подумай о родителях и сыграй так, как будто хочешь их порадовать. Ты ведь не стал бы играть им траурный марш?
На моё удивление, Виктор подчинился. Хмурый, если не сказать, уничтоженный, он сел за рояль, поставил руки, словно профессиональный пианист, и его пальцы скользнули по клавишам. Зазвучала приятная, спокойная мелодия. Если бы я закрыла глаза, то мне бы представился прохладный летний сад или нежный, как поцелуй, морской бриз. Наверняка это сочинил Шопен. Однако лицо Виктора стало таким сосредоточенным, таким измождённым, будто он яркой, солнечной игрой пытался сдержать надвигающуюся бурю или даже грандиозный катаклизм. Вот это была музыка!
Довольная Элеонор подошла ко мне и села рядом.
– Как ты считаешь, он красивый?
– Кто? Шопен? – переспросила я.
читать дальше
– Ну что ты за женщина? Разве ты можешь без шантажа?
– Шантажа? – изумилась Элеонор. – Где же тебе он померещился? Если женщина немного умнее, чем ты ожидаешь, тебе уже чудятся опасности и ты готов объявить её ведьмой?
– Я такого не говорил, – процедил Виктор, и мне показалось, у него дёрнулись руки, будто он хотел скомкать, стиснуть что-то.
– Скажи, разве был какой-то шантаж? – обратилась Элеонор ко мне.
– Вроде нет. – Я покачала головой.
– Ну вот, и говорить не о чем. Лучше играй, – жёстко приказала она Виктору. – В салонах принято развлекать прекрасных дам, а не хамить им. Что-нибудь из Шопена, пожалуйста.
Пылая от гнева, нервно бледный, Виктор порывисто развернулся, подошёл к роялю, со стуком поднял крышку, хищно замахнулся над клавишами – и грянули оглушительные аккорды похоронного марша. Вполне хватило, чтобы узнать мелодию. Но вдруг музыка оборвалась, потянувшись тревожно стихающим звоном.
– Шопен! – мстительно заявил Виктор. – Дальше не помню.
Будто подхватив последнюю ноту, только на пару октав выше, Элеонор от души расхохоталась. Она подошла к Виктору, мягко возложила руку ему на плечо и скомандовала:
– Сядь! Подумай о родителях и сыграй так, как будто хочешь их порадовать. Ты ведь не стал бы играть им траурный марш?
На моё удивление, Виктор подчинился. Хмурый, если не сказать, уничтоженный, он сел за рояль, поставил руки, словно профессиональный пианист, и его пальцы скользнули по клавишам. Зазвучала приятная, спокойная мелодия. Если бы я закрыла глаза, то мне бы представился прохладный летний сад или нежный, как поцелуй, морской бриз. Наверняка это сочинил Шопен. Однако лицо Виктора стало таким сосредоточенным, таким измождённым, будто он яркой, солнечной игрой пытался сдержать надвигающуюся бурю или даже грандиозный катаклизм. Вот это была музыка!
Довольная Элеонор подошла ко мне и села рядом.
– Как ты считаешь, он красивый?
– Кто? Шопен? – переспросила я.
читать дальше