Если у тебя есть гештальт, закрой его.
– Хризантемы? Это же ромашки. Я их ненавижу.
Судя по слегка надменной гримасе Виктора, он не счёл мой ответ достойным его девушки, пусть даже мнимой.
– Ну, скорее, астры.
– Всё равно ромашки. Мне нравится белокрыльник, лилии, ещё орхидеи. Только не жёлтые, не люблю жёлтые цветы. После них обязательно что-нибудь случается.
Виктор оценивающе качнул головой.
– Да уж, сложность. Лилии слишком дорогие, орхидеи тем более. А белокрыльник – не женский цветок.
– С чего ты взял? Ну, подари мужской, раз уж всё равно меня за мальчика принимают.
– Я нет, – возразил он.
– Ну, тогда успокойся и ничего не дари. Всё же не по-настоящему.
– Подарю хризантемы. Если сильно раскошелюсь, будет слишком неправдоподобно, – крайне серьёзно пояснил он.
– Ох, скряга! – проворчала я и дёрнула рукой, чтоб хлопнуть его по плечу, но его пальцы сжали моё запястье чуть жёстче. – Хорошо, что тебе не приходится дарить девушкам цветы.
– Сам счастлив, – усмехнулся он. – В какой день ты свободна? Давай сходим в картинную галерею на старых мастеров? Или лучше на аукцион живописи. Была когда-нибудь? Очень интересно понаблюдать за участниками. Не представляешь, какие типажи. Вот это настоящие скряги, испорченные, капризные, одержимые. Порочные деньги порочно тратятся.
– Что-то ты без пиетета к ценителям прекрасного.
– Они его и не заслуживают, – уверенно кивнул он. – Большинство этих ценителей заработали состояния откровенным воровством, и я бы с удовольствием избавил их от непомерного груза.
Я взглянула на его лицо. Был он маньяком или прикидывался, однако самонадеянность полностью противоречила его рациональному консюмеризму, предписывающему всё использовать ради всего.
– Тебя трудно представить в образе Робин Гуда. Курам на смех!
– Почему это? – фыркнул он и насупился, будто моё замечание задело его за живое. – Разве быть немножко Робин Гудом я не имею права?
– Имеешь, даже настолько, насколько жадничаешь на цветы.
– Цветы завянут! – взмолился он. – Разве тебе их не жаль?
– Ну да, – признала я, отвернувшись. – Хотя мы все завянем когда-нибудь. Тогда и смысл во всём?
– Смысл прост: быть счастливым и без вопросов о смысле. И порой даже без цветов.
Я вздохнула. Конечно, кто-то мог жить в своё удовольствие, ни о чём не думать, делать карьеру, без обязательств развлекаться и любить по-настоящему только собственную драгоценную персону. Может, со мной было что-то не так, но я чувствовала за этим пустоту и даже когда пыталась вообразить себя правильной, мне становилось безнадёжно и тоскливо.
– А если для кого-то собирание антиквариата – это поиск потерянной души? – спросила я. – Ты не думал, что среди коллекционеров, как и среди людей вообще, есть разные? Что там говорится о хотя бы одном праведнике? Забыла. Ну, ты лучше меня помнишь.
– Вот оно как? Теперь понятно, почему коллекционеры – феноменальные долгожители: не могут покинуть этот мир, пока не найдут свои души, давным-давно заточённые в старинных клетках-блохоловках.
Я схватила его руки обеими руками и, вытянув их, в такт словам затрясла то вверх, то вниз.
– Ну как ты можешь одновременно быть и милым, и язвительным? Друг мой мерзкий!
– Разве одновременно? Последовательно, на то и расчёт, – не без кокетства ответил он и посерьёзнел. – Если в субботу работаешь, я уговорю начальство тебя отпустить. Мне необходимо сопровождение. У меня есть средства, которые нужно вложить как можно скорее и как можно тише. Я уже присмотрел одно полотно XVII века. Мои интересы представляет агент, но мне лучше присутствовать. Во-первых, чтобы быть в нём уверенным, во-вторых, чтобы меня не заподозрили. Приобретения отслеживаются не только властями, но и мошенниками, а я не хочу, чтобы за мной охотились ни те, ни другие.
Буквально подпрыгнув от ужаса, я почти набросилась на Виктора.
– Откуда у тебя деньжищи?! Ты что, кого-то из своих престарелых поклонниц ограбил? Или ты…
Виктор сдержанно кашлянул в кулак.
– Нет, конечно. Просто оказал пустяковую услугу, за которую неплохо отблагодарили.
– Интимную, что ли? – процедила я для конспирации. – Тебе правда столько платят? Согрешил раз – и можно скупать антикварные полотна? Боюсь даже спрашивать, что ты делаешь и как именно. Вознося в лазурь небес на золотых облаках, будто любвеобильный Кришна?
Он вопросительно сморщил брови и улыбнулся, не то что не обидевшись, а, похоже, приняв мои слова за неописуемый комплимент.
– Услуги медика порой гораздо более интимны, чем просто интимные. Любовь купить легко, а здоровье – только если очень повезёт. А иногда если везёт пациенту, то везёт и врачу.
Судя по слегка надменной гримасе Виктора, он не счёл мой ответ достойным его девушки, пусть даже мнимой.
– Ну, скорее, астры.
– Всё равно ромашки. Мне нравится белокрыльник, лилии, ещё орхидеи. Только не жёлтые, не люблю жёлтые цветы. После них обязательно что-нибудь случается.
Виктор оценивающе качнул головой.
– Да уж, сложность. Лилии слишком дорогие, орхидеи тем более. А белокрыльник – не женский цветок.
– С чего ты взял? Ну, подари мужской, раз уж всё равно меня за мальчика принимают.
– Я нет, – возразил он.
– Ну, тогда успокойся и ничего не дари. Всё же не по-настоящему.
– Подарю хризантемы. Если сильно раскошелюсь, будет слишком неправдоподобно, – крайне серьёзно пояснил он.
– Ох, скряга! – проворчала я и дёрнула рукой, чтоб хлопнуть его по плечу, но его пальцы сжали моё запястье чуть жёстче. – Хорошо, что тебе не приходится дарить девушкам цветы.
– Сам счастлив, – усмехнулся он. – В какой день ты свободна? Давай сходим в картинную галерею на старых мастеров? Или лучше на аукцион живописи. Была когда-нибудь? Очень интересно понаблюдать за участниками. Не представляешь, какие типажи. Вот это настоящие скряги, испорченные, капризные, одержимые. Порочные деньги порочно тратятся.
– Что-то ты без пиетета к ценителям прекрасного.
– Они его и не заслуживают, – уверенно кивнул он. – Большинство этих ценителей заработали состояния откровенным воровством, и я бы с удовольствием избавил их от непомерного груза.
Я взглянула на его лицо. Был он маньяком или прикидывался, однако самонадеянность полностью противоречила его рациональному консюмеризму, предписывающему всё использовать ради всего.
– Тебя трудно представить в образе Робин Гуда. Курам на смех!
– Почему это? – фыркнул он и насупился, будто моё замечание задело его за живое. – Разве быть немножко Робин Гудом я не имею права?
– Имеешь, даже настолько, насколько жадничаешь на цветы.
– Цветы завянут! – взмолился он. – Разве тебе их не жаль?
– Ну да, – признала я, отвернувшись. – Хотя мы все завянем когда-нибудь. Тогда и смысл во всём?
– Смысл прост: быть счастливым и без вопросов о смысле. И порой даже без цветов.
Я вздохнула. Конечно, кто-то мог жить в своё удовольствие, ни о чём не думать, делать карьеру, без обязательств развлекаться и любить по-настоящему только собственную драгоценную персону. Может, со мной было что-то не так, но я чувствовала за этим пустоту и даже когда пыталась вообразить себя правильной, мне становилось безнадёжно и тоскливо.
– А если для кого-то собирание антиквариата – это поиск потерянной души? – спросила я. – Ты не думал, что среди коллекционеров, как и среди людей вообще, есть разные? Что там говорится о хотя бы одном праведнике? Забыла. Ну, ты лучше меня помнишь.
– Вот оно как? Теперь понятно, почему коллекционеры – феноменальные долгожители: не могут покинуть этот мир, пока не найдут свои души, давным-давно заточённые в старинных клетках-блохоловках.
Я схватила его руки обеими руками и, вытянув их, в такт словам затрясла то вверх, то вниз.
– Ну как ты можешь одновременно быть и милым, и язвительным? Друг мой мерзкий!
– Разве одновременно? Последовательно, на то и расчёт, – не без кокетства ответил он и посерьёзнел. – Если в субботу работаешь, я уговорю начальство тебя отпустить. Мне необходимо сопровождение. У меня есть средства, которые нужно вложить как можно скорее и как можно тише. Я уже присмотрел одно полотно XVII века. Мои интересы представляет агент, но мне лучше присутствовать. Во-первых, чтобы быть в нём уверенным, во-вторых, чтобы меня не заподозрили. Приобретения отслеживаются не только властями, но и мошенниками, а я не хочу, чтобы за мной охотились ни те, ни другие.
Буквально подпрыгнув от ужаса, я почти набросилась на Виктора.
– Откуда у тебя деньжищи?! Ты что, кого-то из своих престарелых поклонниц ограбил? Или ты…
Виктор сдержанно кашлянул в кулак.
– Нет, конечно. Просто оказал пустяковую услугу, за которую неплохо отблагодарили.
– Интимную, что ли? – процедила я для конспирации. – Тебе правда столько платят? Согрешил раз – и можно скупать антикварные полотна? Боюсь даже спрашивать, что ты делаешь и как именно. Вознося в лазурь небес на золотых облаках, будто любвеобильный Кришна?
Он вопросительно сморщил брови и улыбнулся, не то что не обидевшись, а, похоже, приняв мои слова за неописуемый комплимент.
– Услуги медика порой гораздо более интимны, чем просто интимные. Любовь купить легко, а здоровье – только если очень повезёт. А иногда если везёт пациенту, то везёт и врачу.