Если у тебя есть гештальт, закрой его.
Подредактировала явление Виктора (марти-стью он али кто?!
) и далее их разговор с установлением раппорта.
Однако две дамы, чьи сплетни Рафаэль только что имел неосторожность подслушать, вдруг разрушили идиллию. Выпав из общего хора, обе встревоженно уставились за спину Рафаэлю, переглянулись, и одна другой прошептала что-то вроде:
– Доктор!
От любопытства Рафаэль даже замолчал. Кто же посмел отвлекать адептов? Забыв о почти поверженном градоначальнике, он приготовился держать удар оппонента пожёстче – только б не вызвали охрану. Хотя, возможно, загреметь в полицию – единственный путь ко спасению: если уж лишиться права подписи, никто и не заставит ничего подписывать!
Рафаэль обернулся. К ним подошёл высокий, худощавый человек старше средних лет – не понятно, откуда он вылез и как успел подкрасться. Выглядел он совсем не как охранник, а как типичный канцелярист, подавляющий своей аккуратностью и строгим лоском чёрного костюма при тонком галстуке. Рафаэль втайне мечтал о коллекции таких галстуков, только ему вообще никакие не шли, всегда душили и нелепо болтались на манер собачьего языка. Но тот, кто был так одет и так держался, не мог оказаться каким-то заурядным стряпчим. Рафаэлю он больше напоминал политика-тяжеловеса: его сухие, резкие черты лица и холодный, оценивающий взгляд выдавали ещё один, главный, признак высшей бюрократической касты – безразличие к людям, уже ставшее второй натурой.
Гады сползались на подмогу предводителю, решил Рафаэль. Но всё-таки если двое на одного, будет слишком очевидно, что бой нечестный, а значит, в глазах публики он безоговорочно победит! В предвкушении яростной стычки Рафаэль зло уставился на врага, вновь готовый не щадя себя кинуться ему на растерзание. Но взгляд у того быстро скользнул на двух старых сплетниц, а лицо мгновенно смягчилось. Суровый господин любезно улыбнулся и кивнул дамам, явно узнав их. В замешательстве Рафаэль тоже повернулся к ним. По тому, как они обе так же ответили на приветствие улыбками и почти синхронными кивками, он понял, что лишился поддержки целой трети аудитории. Да и мэр, казалось, лишь увидев неприятного типа, внезапно успокоился и даже как-то виновато сник.
– Ритин, пойдёмте принимать по очереди. Я тут скончаюсь, честное слово.
Новый соперник негромко хлопнул в ладоши – этого хватило, чтобы все притихли и замерли, в том числе и Рафаэль, – и как ни в чём не бывало иронично подметил:
– Обычно если спорят шесть человек, значит, собрался Городской Совет. Могу ли я помочь?
Тот, кто позволял себе в мэрии прилюдно издеваться над институтом народовластия, должен быть очень важной птицей. Догадки подтверждались, и Рафаэль глаз не сводил с политика. Помимо стандартной чиновничьей уверенности и самообладания, в этом господине чувствовалась скрытая возвышающе-отстранённая манера держаться, как у тех, кто умеет кланяться кому надо, но слишком высоко себя ценит и презирает обычных людей с их мелкими дрязгами. Такие гордецы обычно отгораживали себя неприступной стеной, через которую не пробиться. читать дальше

Однако две дамы, чьи сплетни Рафаэль только что имел неосторожность подслушать, вдруг разрушили идиллию. Выпав из общего хора, обе встревоженно уставились за спину Рафаэлю, переглянулись, и одна другой прошептала что-то вроде:
– Доктор!
От любопытства Рафаэль даже замолчал. Кто же посмел отвлекать адептов? Забыв о почти поверженном градоначальнике, он приготовился держать удар оппонента пожёстче – только б не вызвали охрану. Хотя, возможно, загреметь в полицию – единственный путь ко спасению: если уж лишиться права подписи, никто и не заставит ничего подписывать!
Рафаэль обернулся. К ним подошёл высокий, худощавый человек старше средних лет – не понятно, откуда он вылез и как успел подкрасться. Выглядел он совсем не как охранник, а как типичный канцелярист, подавляющий своей аккуратностью и строгим лоском чёрного костюма при тонком галстуке. Рафаэль втайне мечтал о коллекции таких галстуков, только ему вообще никакие не шли, всегда душили и нелепо болтались на манер собачьего языка. Но тот, кто был так одет и так держался, не мог оказаться каким-то заурядным стряпчим. Рафаэлю он больше напоминал политика-тяжеловеса: его сухие, резкие черты лица и холодный, оценивающий взгляд выдавали ещё один, главный, признак высшей бюрократической касты – безразличие к людям, уже ставшее второй натурой.
Гады сползались на подмогу предводителю, решил Рафаэль. Но всё-таки если двое на одного, будет слишком очевидно, что бой нечестный, а значит, в глазах публики он безоговорочно победит! В предвкушении яростной стычки Рафаэль зло уставился на врага, вновь готовый не щадя себя кинуться ему на растерзание. Но взгляд у того быстро скользнул на двух старых сплетниц, а лицо мгновенно смягчилось. Суровый господин любезно улыбнулся и кивнул дамам, явно узнав их. В замешательстве Рафаэль тоже повернулся к ним. По тому, как они обе так же ответили на приветствие улыбками и почти синхронными кивками, он понял, что лишился поддержки целой трети аудитории. Да и мэр, казалось, лишь увидев неприятного типа, внезапно успокоился и даже как-то виновато сник.
– Ритин, пойдёмте принимать по очереди. Я тут скончаюсь, честное слово.
Новый соперник негромко хлопнул в ладоши – этого хватило, чтобы все притихли и замерли, в том числе и Рафаэль, – и как ни в чём не бывало иронично подметил:
– Обычно если спорят шесть человек, значит, собрался Городской Совет. Могу ли я помочь?
Тот, кто позволял себе в мэрии прилюдно издеваться над институтом народовластия, должен быть очень важной птицей. Догадки подтверждались, и Рафаэль глаз не сводил с политика. Помимо стандартной чиновничьей уверенности и самообладания, в этом господине чувствовалась скрытая возвышающе-отстранённая манера держаться, как у тех, кто умеет кланяться кому надо, но слишком высоко себя ценит и презирает обычных людей с их мелкими дрязгами. Такие гордецы обычно отгораживали себя неприступной стеной, через которую не пробиться. читать дальше
Уря, спасибо!)))