Если у тебя есть гештальт, закрой его.
Вчера ездили к маминой подруге, с которой они когда-то учились и которая теперь на пару недель в Россию вернулась. Здорово посидели. Правда, общество двух филологов, один из которых моя мама, — это всё-таки для меня слишком сурово. 
Ибо когда мама начала о словах Анны Карениной «я живая», о том, что у Вронского и Каренина одно имя, а подруга возразила, что Анна не живая, а просто развратная, т.к. мужу изменила, и вообще Толстой других поучал, а деревню детей наделал, и когда пошёл-поехал спор, — вот тут мне захотелось свалить куда-нибудь.
Мама как-то даже расцвела от этого общения. Пришли, сидим, подруга такая ей: «Ты что такая зажатая?» Ну, мама всегда зажатая, можно даже не удивляться. Та её обнимает, а мама стесняется как-то, уклоняется, а сама улыбается, радуется. Думаю: блин, ну вот наконец-то она радуется объятьям, а то к ней с этим обычно не подступишься, огрызаться будет, сурово всё.
Я получила комплименты, что красивая и добрая. Типа, добрая, потому что мама правильно воспитывала — в строгости.
На самом деле, добрая я, потому что характер такой по наследству достался. А благодаря тому, что в строгости воспитывали, я зажатая и неуверенная в себе, так что не надо путать. 
Потом подруга спросила, есть ли у меня мальчик. Я сказала, что пока нет. А мама ответила, что у меня «есть мама». Типа, чтобы мне неудобно не было и чтобы я себя виноватой не чувствовала, так понимаю, хотя мне вроде как и не из-за чего. Подруга ей: «Ну, ты что, это же разные вещи!» Я чуть не выпала в осадок. Ужас какой, женский вариант комплекса Эдипа. 
Не, всё-таки так, чтобы об этом знала мама, у меня не может быть никого. И кто бы у меня ни был, ей о нём я говорить не хотела бы, не, ни за что, ни о каких мальчиках. 
Кого ни выбрала бы, всё равно, чую, потом будет много недовольства и нервомотания, типа, зачем именно енто.
Ибо когда мама начала о словах Анны Карениной «я живая», о том, что у Вронского и Каренина одно имя, а подруга возразила, что Анна не живая, а просто развратная, т.к. мужу изменила, и вообще Толстой других поучал, а деревню детей наделал, и когда пошёл-поехал спор, — вот тут мне захотелось свалить куда-нибудь. Мама как-то даже расцвела от этого общения. Пришли, сидим, подруга такая ей: «Ты что такая зажатая?» Ну, мама всегда зажатая, можно даже не удивляться. Та её обнимает, а мама стесняется как-то, уклоняется, а сама улыбается, радуется. Думаю: блин, ну вот наконец-то она радуется объятьям, а то к ней с этим обычно не подступишься, огрызаться будет, сурово всё.
Я получила комплименты, что красивая и добрая. Типа, добрая, потому что мама правильно воспитывала — в строгости.
На самом деле, добрая я, потому что характер такой по наследству достался. А благодаря тому, что в строгости воспитывали, я зажатая и неуверенная в себе, так что не надо путать. Потом подруга спросила, есть ли у меня мальчик. Я сказала, что пока нет. А мама ответила, что у меня «есть мама». Типа, чтобы мне неудобно не было и чтобы я себя виноватой не чувствовала, так понимаю, хотя мне вроде как и не из-за чего.
Подруга ей: «Ну, ты что, это же разные вещи!» Я чуть не выпала в осадок. Ужас какой, женский вариант комплекса Эдипа. Не, всё-таки так, чтобы об этом знала мама, у меня не может быть никого. И кто бы у меня ни был, ей о нём я говорить не хотела бы, не, ни за что, ни о каких мальчиках. Кого ни выбрала бы, всё равно, чую, потом будет много недовольства и нервомотания, типа, зачем именно енто.