Больше жести! Больше злости! Больше боли!!! Пожалуй, чтобы «нокаутировать» мисс Холмс, доктор должен сказать ОЧЕНЬ жёсткие слова — прям в самое сердце чтобы. Ну, или ниже пояса.
Вопреки ожиданиям, художник оказался пунктуальным и явился в назначенный час. Осмотревшись в зале, он как-то сразу остановил взгляд на затылке Виктора и подошёл к нам. — Как здесь шумно, — заметил он, снимая шляпу и как будто пряча под ней хитрую улыбку. — Всё для спокойного разговора. Прошу, — Виктор указал на место напротив. — Угостить вас пивом? — Благодарю, я не пью. — Ах, как жаль, а я так надеялся. Явно сдерживаясь, чтобы не засмеяться, Люка положил шляпу на стол и сел рядом со мной. читать дальше — Надеюсь, это вас не разочарует слишком сильно и вы по-прежнему согласны на моё предложение. — Разумеется. — Надеюсь, ваш милый мальчик тоже согласен. — Люка ласково улыбнулся мне. — Мальчик согласен, — невозмутимо кивнул Виктор, отпивая пиво. — Только я не мальчик и пока не знаю, — возразила я. — Чего вы не знаете, дитя моё? — Люка нежно и покровительственно потрепал меня за подбородок. — Искусству всё равно, кто вы. Придётся немного побыть мальчиком. Я ценю чутких моделей, хотя ничего сложного в этой работе нет. Вы ведь хотите, чтобы вас увековечила кисть знаменитого художника? — В отличие от некоторых, я не тщеславна. Но нам ведь придётся позировать вместе? Обнажёнными? — Ну, зачем же? Вместе вы мне нужны, лишь чтобы построить композицию. Наденем на вас тунику, будут видны только ручки и ножки. Так что можете не волноваться, милое дитя. — Мальчик будет согласен, — заявил Виктор, подмигнув мне. — Если, конечно, вы согласитесь на моё встречное предложение. Кто сказал, что Тициан, Рафаэль, Рубенс, Караваджо больше не в цене? Знатоки — сумасшедшие или не очень — готовы отдать баснословные деньги, чтобы втайне обзавестись их шедеврами. И каждый такой коллекционер был бы не прочь подсунуть своему конкуренту или даже музею копию взамен оригинала. Только когда общественность спокойна, можно в полной мере насладиться тайным обладанием мирового достояния. Когда знаешь: оно — твоё! навсегда твоё! никому и в голову не придёт посягнуть на твоё сокровище, потому что никто не знает о нём! — Кроме автора копии, — возразил художник. Он, кажется, был не в восторге от того, к чему клонит Виктор. — Автор копии — не самоубийца. У него прекрасная репутация, которой он дорожит и на которую никто не посмеет посягнуть, ибо тут же будет встречно обвинён в организации подделки произведений искусства. Мне показались забавными рассуждения Виктора от имени маньяка-коллекционера, и я засмеялась: — Короче, круговая порука! — Представляю, как вам обидно, Люка, — продолжал мой друг, — вы пишете не хуже Рафаэля или даже Караваджо, но кто из коллекционеров гоняется за вашими шедеврами и трепещет от вашей неповторимой кисти? кто готов пойти ради них на преступление? Конечно, лет через семьдесят всё может измениться, но это ведь мало утешает, правда? Слава ценна лишь сегодня. Сейчас. — Всё, что мне нужно, — это холст, краски и вдохновляющие модели, мой милый Виктор. Такие, как вы и ваша очаровательная спутница. — Художник внезапно взял мою руку и почтительно поцеловал её. — Слава — это пустое не только завтра или вчера, но и сегодня. Работа — вот единственная награда для истинного творца. Не сказала бы, что его прикосновения и поцелуй были неприятными. Просто это было так же странно, как если бы я сама полезла лобызать ему руку. — Лукавите, ваши слова полны ложной скромности. Вы не пьёте, потому что панически боитесь спиться с горя, как многие ваши бесталанные друзья? Потому что бывают моменты, когда вы считаете себя ничтожеством и забываетесь только в чьих-то продажных объятьях? Но это ведь тоже зависимость — как алкоголь. Когда вы не уверены в себе, вы только и думаете, как завести новую интрижку и уйти в запой разврата? Нет-нет-нет, вам ничего этого не нужно. Вам никто не нужен, чтобы почувствовать свой успех. Вам нужны лишь небольшие средства на рекламу и грамотный менеджер, который разожжёт и будет поддерживать моду на ваши картины. Конечно, я могу вам позировать. Я могу даже закрутить с вами безумный страстный роман, какого у вас никогда не было. Но от меня будет больше пользы, если я вознесу вас на вершину неувядающей славы. Если вы позволите мне войти в курс дела и сотрудничать с вами. Люка вздохнул и, неспешно достав носовой платочек, промокнул им лысеющий лоб. — Я ни на минуту не сомневался в вашем энтузиазме и в том, что вы способны меня удивить, как никто другой, милый Виктор. Но вы слишком торопитесь и слишком много на себя берёте. — Просто я не привык изъясняться намёками и ходить вокруг да около. — Тогда скажу вам откровенно: я одержим вовсе не развратом, как вы вообразили, а вдохновением. Лишь оно имеет ценность для того, кто влюблён в искусство. Люди — песчинки, хоть иногда и золотые. Нужно отсеять тонны песка, чтобы найти достаточно золота для шедевра. Вот моя одержимость. — Лукавите, опять лукавите. Если вы сомневаетесь в том, что я действительно считаю вас талантливым, выдающимся живописцем, я готов вам это доказать моим сотрудничеством. Конкретными результатами! Вы же можете рисовать, как старые мастера. Никто не отличит! Вы же восстанавливали почти полностью повреждённого Рембрандта для галереи. И что, кто-то заметил? Люка покачал головой с видом человека, которому испортили всё удовольствие. — Вы не понимаете, о чём говорите. Я восстанавливал не Рембрандта, а как раз Тициана, и по просьбе не галереи, а частного лица. К тому же, это было уже давно. Мне импонируют ваше рвение, ваш оптимизм и ваша вера в меня, но, несмотря на всё моё огромное желание увидеть вас в образе Юпитера, я вынужден отказать в вашей просьбе. — Что так? Боитесь? Право же, не стоит. У меня много высокопоставленных друзей, которые способны обеспечить нам полную безопасность. И я вам гарантирую такие деньги, на которые мы сделаем вас самым модным художником не только в нашем городе, но и в стране, а возможно, во всей Европе. — Вы переоцениваете себя и недооцениваете других, Виктор. Идеи, до которых вы дошли и которые, видимо, считаете очень прогрессивными, на самом деле не так уж и новы. Я не вижу перспектив в вашем предложении не потому, что боюсь, а потому что знаю реальное положение вещей. Всем этим давно заправляет целая мафия — закрытая каста, куда посторонним входа нет. На моё счастье, я оказался для них недостаточно хорош, иначе они заставили бы меня работать на них. Надеюсь, я достаточно прямолинейно изъясняюсь, чтобы вы меня поняли? Забудьте всё это. Если хотите войти в мир искусства благодаря мне, роль модели — это единственное, что я могу вам предложить. — Но... вы давно пробовали проникнуть в эту касту? Может, сейчас всё изменилось. — Ничего не изменилось. На прошлой неделе я говорил с курьером, которому мне пришлось отказать. — Почему? — Потому что я не хочу, чтобы меня посадили в тюрьму за чужие картины. — От кого был курьер? — Не знаю. Поэтому и отказался. Им нужен тот, кто в случае необходимости будет отвечать перед законом за их мастера. — Вы знаете, кто это? — Нет, но можно догадаться. — Дайте мне хотя бы имя курьера. Я докажу вам, что вы ошибаетесь. Вот увидите, я пробьюсь в их «закрытую касту» и займу в ней место, соответствующее моим способностям и талантам. — Скорее потерпите фиаско, дорогой Виктор. Вы сломаете о них зубы. — Ничего, я сам зубастая акула. Ну, имя курьера — и я позирую для вашего Юпитера и прочих небожителей, пока вам не надоест лицезреть мою обнажённую натуру. — Сомневаюсь, что это когда-либо произойдёт. Увы, я не могу назвать вам её имя, она не представилась. — Она?! То есть женщина?! — Поражённый, как будто никак не мог вообразить себе женщину с ответственным поручением, Виктор откинулся на спинку диванчика. — По внешним признакам, женщина. Я не спрашивал, кем она себя считает, мне это абсолютно не важно, как не важно, кем себя считает наш прекрасный Ганимед. Виктор кинул на меня ищущий взгляд и словно внезапно прозрел. — Что, ещё один Ганимед? — Я девушка, и прекратите меня обзывать странными словами, — потребовала я. Старый ловелас опять вознамерился целовать мне руку, но Виктор перетянул меня на свою сторону, чему я охотно поддалась. — Иди-ка сюда. Допей за меня пиво, не пропадать же, а с меня уже хватит. — И обратился к нашему одержимому творцу: — Вы сможете узнать её? — Пожалуй. — Что ж, сожалею, я не художник, но вы, надеюсь, будете снисходительны к моим изобразительным опытам. — Достав из внутреннего кармана блокнот и карандаш, Виктор быстро пересел к Люка и весьма решительно подтолкнул его, так что тот даже немного смутился и отодвинулся. Как мне было велено, я стала потягивать оставленное мне пиво, сунув нос в Викторов стакан. Всё-таки неприятный тип этот художник. Может, он и был талантлив, не хуже Тициана, но для настоящего величия ему явно не хватало человеколюбия. Виктор набросал что-то в блокноте, видимо, небольшой рисунок, и предъявил его Люка. Тот посмотрел внимательно и почему-то чересчур обеспокоился. — О, да у вас настоящий талант, мой дорогой друг. Очень достоверно. Даже не знаю теперь, что вам ответить. Наверно, я погорячился и сам недооценил ваши возможности.
Всё время ловлю себя на мысли, что хочу вернуться к Виктору с его подружкой и продолжить писать «Эмму», хотя надо бы в эти дни довычитать «Платье» и дополнить диалоги... Старое из черновиков — к «Эмме».
— Как там поживают твои благодетели? — Хочешь сказать, мои друзья? Отлично поживают. — Ещё не собираются тебя выгонять? — с возмутительным спокойствием подначивал Виктор. — Представь себе, нет! Я ведь не пытаюсь устраивать у них безобразную клоунаду из зависти к драгоценным запонкам, карманным часам или портсигарам, как, например, некоторые молодые люди завидуют бриллиантам на женском запястье. читать дальше Виктор сделал хулигански удивлённое лицо. — Ну, пока «твои друзья» не обвинили тебя в краже. — Меня не обвинят в краже, потому что я не пытаюсь ничего украсть, в отличие от некоторых! — Зато ты не играешь с ними в бридж. — Виктор игриво подмигнул и прибавил вполне серьёзно: — Имей в виду, если что, я всегда найду тебе угол. — Где? В «планетарии»? Чтобы та спятившая уличная гонялась не за тобой, а за мной? Спасибо, конечно, однако не стоит. В случае чего, я лучше буду ночевать в театре под сценой, чем в борделе. Тебе мало того, что ты работаешь в одном доме свиданий, — тебе нужно ещё жить в другом? — Это не дом свиданий, а вполне респектабельные апартаменты... Хотя я там почти не бываю. Я живу работой и на работе. Согласись, женщины в доме терпимости — тоже люди, а я давал клятву помогать всем. К тому же, среди этих женщин мне спокойнее. — Извращенец. Лучше б своей личной жизнью занялся. Проигнорировав моё пожелание, он подступился вновь: — Уверяю, найду тебе квартиру попроще и поспокойнее. Только скажи, если почувствуешь, что обременяешь своих благодетелей. Быть обязанным всегда неудобно. — Что-то я сомневаюсь, что найдёшь. И потом, предпочитаю не быть обязанной тебе, а то, чего доброго, ты меня вынудишь в уплату долга перестать заботиться о вас с Жозе! Упоминание о нашем друге явно возбудило его ещё больше: он заговорил тише и вкрадчивее, прямо-таки с нездоровым с блеском в глазах. — Слушай, а что, Элеонор в курсе всех походов налево своего муженька? — Да откуда я знаю? И вообще у него имя есть. Мог бы и по имени называть того, с кем ты играешь в бридж и кто тебя так любезно принимает в своём доме. — Ну, ты же у нас его доверенное лицо. Тебе и называть его по имени. — Я не его доверенное лицо, просто поговорили по душам пару раз. Виктор в изумлении отпрянул, драматически прижав согнутый указательный палец к подбородку. — О! Что я слышу! Это повторилось?! Снова приватная беседа! — Давай без преувеличений. Хочешь, я тебя в театр устрою? Будешь там овации срывать эдакими эскападами. Просто ещё раз поговорили немного, вот и всё. С тобой-то, например, ему нормально не пообщаться, по-мужски. Вот и приходится хотя бы со мной делиться. Он, конечно, говорит мне, что я необыкновенная, не такая, как все, но скорее это просто вежливость, чувство благодарности. Может, я единственный человек, с кем он может хоть как-то открыться. — А он тебя обаял. Смотри, будет очень некрасиво, если он изменит жене ещё и с тобой. Тогда мне точно придётся хлопотать насчёт нового жилья. — Ну что ты болтаешь! — воскликнула я, даже не в силах злиться его странной фантазии. — Разве ты не девушка? «необыкновенная»! — Для него даже чересчур. Не волнуйся, я не в его вкусе, что очевидно. Он просто объяснил мне, что в семейной жизни порой бывает не всё так просто и что есть более высокая любовь, чем просто физическое обладание. — Надеюсь, пока объяснял, он тебя не пытался ни к чему склонить? — С какой стати? Он просто положил мне руки на плечи, и всё. — Ооо! — протянул Виктор так патетически, будто узнал некую скабрезную тайну. — Да хватит уже! Прекрати! Если я вот так сделаю, думаешь, это будет означать что-то неприличное?! — Я вытянула руки вперёд и схватила его за плечики пиджака. — Ну?! Виктор скорчил довольную рожу, как обожравшийся кот. — Ой, ты меня прям смущаешь, даже не знаю, что тебе ответить. — Фу, какой ты противный, не могу просто. — За что ещё он тебя так хватал? — Да ни за что он меня не хватал! — А что говорил? — Говорил, что
Музыка для вдохновения (из рекламы пива Miller time). Или динамический тест «пятна Роршаха». Разглядела удивлённого няшного инопланетянина, бульдожью морду и египетского бога.
...33-я МОСКОВСКАЯ МЕЖДУНАРОДНАЯ КНИЖНАЯ ЯРМАРКА 2-6 сентября 2020 года Впервые в Манеже...
И вдруг такое. Прям даже интересно, как они собираются устраивать встречу с автором, который покинул этот мир аж в марте сего года. Пусть поделятся опытом, а я пока подумаю, с кем из почивших писателей хотела бы встретиться!
Охренели совсем. Вот так повесишь видео со СВОИМ гаданием, а в комменты припрутся с «мёртвого» аккаунта себя примитивно рекламировать в качестве «мага» и телефончик беззастенчиво оставят ещё, обещая перезвонить, когда свободны будут. Совесть поимейте!!!! а то до седьмого колена прокляну! Смотреть же надо, что я своё видео вешаю. Должна же быть хоть какая-то, хоть элементарная профессиональная этика и субординация. И, пардон, мозги, чтобы сообразить, что я этот комментарий в любом случае удалю. Даже «магу» не следовало бы держать людей за идиотов, а то «маг» сам себя в дурном свете выставляет.
Свежеет ветер! Жизнь вперед стремится! Трепещут книги тонкие страницы, На гребне скал – солёная роса! Раздайтесь волны, расступитесь воды, Стихи мои, летите на свободу, Где мирный кров, где ветер в паруса!
Поль Валери. Кладбище у моря. Пер. с французского Д. Кузнецов
Поль Валери. Кладбище у моря. Пер. с французского Е.Витковского
Le vent se lève! . . . il faut tenter de vivre! L'air immense ouvre et referme mon livre, La vague en poudre ose jaillir des rocs! Envolez-vous, pages tout éblouies! Rompez, vagues! Rompez d'eaux réjouies Ce toit tranquille où picoraient des focs!
Paul Valéry, Le Cimetière marin
Отсюда. Похоже, переводчики особо не заморачиваются, чтобы сохранить открытые и закрытые рифмы оригинала. А я, когда перевожу, гружусь этим. Хотя иногда не могу разобрать, где во французском открытая рифма, а где закрытая, и как с помощью них в переводе на французский передавать безударное окончание в строфе, ибо во французском все последние слоги ударные, как известно.
А у меня есть томик Поля Валери. ^__^ Перевод Алексея Кокотова.
Хочу жрать (ибо сегодня ещё не ела) и трахаться (ибо давно тоже уже не... ). Так приходит маманя, начинаем разбирать с ней 4 герметические добродетели: oser, se taire, savoir, vouloir. По ходу, это что-то типа механизма принятия решения, то бишь перевод потребности из бессознательного в осознанность. Французские глаголы рулят! Слава Гермесу Трисмегисту! А теперь жрать, трахаться и спать!
'Twas brillig, and the slithy toves Did gyre and gimble in the wabe: All mimsy were the borogoves, And the mome raths outgrabe.
Beware the Jabberwock, my son! The jaws that bite, the claws that catch! Beware the Jubjub bird, and shun The frumious Bandersnatch!
He took his vorpal sword in hand: Long time the manxome foe he sought - So rested he by the Tumturn tree, And stood awhile in thought.
And, as in uffish thought he stood; The Jabberwock, with eyes of flame, Came whiffling through the tulgey wood, And burbled as it came!
One, two! One, two! And through and through The vorpal blade went snicker-snackl He left it dead, and with its head He went galumphing back.
And hast thou slain the Jabberwock? Come to my arms, my beamish boy! O frabjous day! Callooh! Callay! He chortled in his joy.
'Twas brillig, and the slithy toves Did gyre and gimble in the wabe: All mimsy were the borogoves, And the mome raths outgrabe.
Приводимый ниже французский перевод Фрэнка Л.Уоррииа (F.L.Warrin) был впервые опубликован в журнале "Нью-Йоркер" в январе 1931 г. ("New Yorker", January 10, 1931). (Цит. по книге миссис Леннон, где он был перепечатан).
LE JASEROQUE
II brilgue: les toves lubricilleux Se gyrent en vrillant dnns le guave, Enmimes sont les gougebosqueux, Et le momerade horsgrave.
Garde-toi du Jaseroque, mon filsl La gueule qui mord; la griffe qui prend! Garde-toi de l'oiseau Jube, evite Le frumieux Band-a prend.
Son glaive vorpal en main il va- T-a la recherche du fauve manscant; Puis arrive a l'abre Те-Те, II у reste, reflechissant.
Pendant qu'il pense, tout uffuse Le Jaseroque, a l'oeil flambant, Vient siblant par le bois tullegeais, Et burbule en venant.
Un deux, un deux, par le milieu, Le glaive vorpal fait pat-a-pan! La bete defaite, avec sa tete, II rentre gallomphant.
As-tu tue le Jaseroque? Viens a mon coeur, fils rayonnais! O jour frabbejeais! Calleau! Callai! II cortule dans sa joie.
Il brilgue: les toves lubricilleux Se gyrent en vrillant dans le guave, Eninimes sont les gougebos(|iieux, Et le momerade horsgrave.
+ немецкийПревосходный перевод на немецкий язык был сделан Робертом Скоттом, видным специалистом по греческому языку, сотрудничавшим с ректором Лидделлом (отцом Алисы) в работе над греческим словарем. Впервые этот перевод появился в статье "Подлинное происхождение "Jabberwocky" ("Macmillan Magazine", February 1872). Скрывшись под псевдонимом Томаса Чэттертона, Скотт сообщал, что присутствовал однажды на спиритическом сеансе, где дух некоего Германа фон Швинделя [Schwindel - (нем.) - обман] утверждал, что стихотворение Кэрролла есть просто перевод старинной немецкой баллады:
DER JAMMERWOCH
Es brillig war. Die schlichte Toven Wirrten und wimmelten in Waben: L'nd aller-mumsige Burggoven Die mohmen Rath' ausgraben.
Bewahre doch vor Jammerwochi Die Zahne knirshen, Krallen kratzen! Bewahr' vor Jubjub-Vogel, vor Frumiosen BanderschnatzchenI Er griff sein vorpals Schwertchen zu, Er suchte lang das manchsam' Ding; Dann, stehend unten Tumtum Baum, Er an-zu-denken-fing.
Als stand er tief in Andacht auf, Des Jammerwochen's Augen-feuer Durch tulgen Wald mit wiffek kam Ein burbeind ungeheueri
Eins, Zwei! Eins, Zwei! Und durch und durch Sein vorpals Schwert zerschnifer-schnuck, Da blieb es todt! Er, Kopf in Hand, Gelaumfig zog zuruck.
Und schlugst Du ja den Jammerwoch? Umarme mich, mien Bohm'sches Kind! O Freuden-Tag! O Halloo-Schlag! Er chortelt froh-gesinnt.
Es brillig war. Die schlichte Toven Wirrten und wimmelten in Waben: L'nd aller-mumsige Burggoven Die mohmen Rath' ausgraben.
Ночь не спать и фоткать кукол, а наутро только вспомнить, что обещала обрезать хвостики у крыжовника для варенья, — спроси меня как.
Хотела киношку посмотреть, пока резала, — так не могу на официальный сайт Йоты зайти, чтоб повысить интернет-скорость, шоб киношка не висла. Короче, пока фигачилась и комп перезагружала, весь крыжовник обработала. Прости, «Мишель Строгофф», une autre fois !
Кстати, по-моему, крыжовник и смородина у французов одним словом обозначаются: la groseille. Странно, да? Это ведь такие разные ягоды! А известный рассказ Чехова — Les Groseilliers. Типа, «кусты крыжовника»?
Всё время хочется написать «редикюль» вместо «ридикюль». Оказывается, потому что le réticule. А по-немецки эта дамская сумочка — так вообще der Pompadour!
Хочешь задолбать техподдержку вопросами — спроси меня как. Задала вопрос, похожа ли обложка «Платья» на пропаганду. Сказали, что не очень — ура! — но для успокоения можно либо обложку заменить, либо убрать слово «фемслеш» из подзаголовка. Нёёё, а мне так нравится беленький подзаголовочек. Эстетично, по-моему. Менять его не знаю на что, а совсем убирать его из книги не хочу, ибо прямое обращение к целевой аудитории. И я-то как раз думала, что наоборот: подзаголовок объясняет, что это никакая не пропаганда, а такой жанр фанфика, — ан нет, оказывается, что странно. С другой стороны, сама иллюстрация — пожалуй, уже обращение к целевой аудитории. А «фанфик-ностальгия», извините, не звучит! Нет, я не стесняюсь, что фанфик. Нет, не нужно стесняться фанфиков, когда и в литературе и в кино сейчас — одни фанфики!
Везде опаздывать, но везде успевать — спроси меня как!
Съездила к птичке, покормила, пока хозяева в отъезде. Перед этим пододеяльник наконец постирала. А перед этим полдня никакая была от перепада давления.
Диктора выбрала. Вообще она шЫкарна. Весьма изысканно, благородно, изящно! Что делать с аудиокнигой, тоже решила: записывать большую при возможности. 2 а.л. между прочим. Но сначала внести изменения. Потом использовать те же файлы для маленькой — ибо содержит часть стихов из большой, просто объдинены одной темой, ибо любовная лирика. Кароч, я крут.