Звонил вчера парень по объявлению, спросил, естессно, есть ли у нас риелтор. Потом так нахально-игриво: «Ну, всё познаётся в сравнении. Может, вам его заменить?» Я говорю: «Ну, мы с ним уже работали, он наш. Но будем иметь вас в виду». Он с чего-то перевозбудился и такой: «Да! Имейте меня! В виду!» Я в недоумении: блин, чувак, ты чего? Что я такого сказала? Обычная дежурная фраза, я сонная была, говорила угрюмо, вообще отвечать на звонок не хотела. -_- В общем, да, осеннее обострение, да ну нафиг такого озабоченного риелтора.
Ещё бы ознакомиться с работами математика Луи Башелье: «Теория спекуляции» (1900), «Математическая теория игры» (1901 г.), «Игра, удача и шанс» (1914).
ВсёОООО! Надеюсь, что всё. Кто рано встаёт, тот в обед уже заманался, ага. А кто встаёт в 11 вечера, тому в час дня пора спать. Последний эпизод, который хотела дописать для отправки иллюстратору. Короче, Виктор сбагрил девочку Бертье. Виктору-то она пока ни к чему сейчас, а Бертье, старый солдат, не знал, как подкатить. Конечно, сначала обозвал Виктора идиотом, а потом широкий жест оценил и хвать её! Хорошая ведь девочка, надо к рукам прибрать, а то так и будет шляться невесть по кому. В общем, вот как-то так. Дело даже не в девочке, они с Бертье потом сами разберутся, по любви у них или по расчёту. Но вот для дальнейших отношений Виктора с Бертье момент очень интересный. Бертье, может, сто раз пожалеет, что обязан ему, но прикрывать будет до последнего, — это уж когда Виктор с Паулем будет носиться. Кстати, не так много времени до Пауля: лет пять-семь. И какой большой рывок для Виктора. Тут он пока ещё фактически никто, а там у него уже большие деньги, хороший дом, клиентура, влияние — все дела. Тут он без башки, а там ему тем более море по колено, играючи всё, Паулем крутит, вообще не парясь, что тот периодически скандальчики устраивает. В общем, надо прописать, как развивается характер. А то автор сам не ажидаль.
Мои слёзы высохли. Я смело взглянула на него, чтобы понять, не издевается ли он, и покачала головой. – Ты опять спровоцировал Элеонор, она уже не знает, как защищаться. Зачем ты пытаешься вытащить из неё самое мерзкое? Можно ведь помочь ей стать лучше. Я думала, ты влюблён в неё и, когда признаешься, вы будете счастливы, даже несмотря на то что она замужем. Потому что это настоящее чувство. А теперь я убедилась, никаких нежных чувств у тебя к ней нет, просто её независимый характер ущемляет твоё самолюбие, ты зациклен, ты её ненавидишь. Даже если снобы, они с Пьером хорошие люди. Они ведь не виноваты, что в них воспитали высокомерие. Как бы ни обзывали нас между собой, они нас поддерживают и ещё много кому помогают. А человека нужно судить по его делам. Виктор понурился. – Тогда и меня суди по делам. А то я обижусь и передумаю расторгать помолвку! Придётся пожениться! Вот, намучаешься со мной! – Он с комичным ворчанием ответно воздел грозный перст, но затем опять посерьёзнел и неожиданно смутился. – Шутки шутками, а я тебя очень прошу, не ходи в полицию. Там есть один человек, ему не понравится, что я так сильно рискую. Мне нечего доказывать, у меня своя голова на плечах, и в те проекты, которых не потяну, я не ввязываюсь. Ну, не то чтобы я не мог выдержать его упрёков и орания, но просто не хочу зря расстраивать. – Это твой отец? – заразившись его смущением, участливо спросила я. – Нет, к счастью. Мой отец не служит и никогда не служил в полиции. – Значит, любовник. – Хуже! – улыбнувшись, воскликнул он. – Мой информатор. Ты не права насчёт Элеонор. Она поняла обо мне больше, чем хотелось бы, но ненависти к ней у меня нет, а в действиях нет состава преступления. Всё честно: она знает, я не люблю её, и верно почувствовала, что моё сердце не свободно. Прости, я должен был набраться смелости и давно тебе объяснить. читать дальше– Значит, это не Жозе? А кто? – Боюсь, тебе не понравится. – Девушка. – Я совсем засмущалась и, нахмурившись, отвела взгляд. – Ну, немного не то, чего я ожидала, но я рада за тебя. Ты счастлив с ней? – Не знаю, мне не с чем сравнивать. Пожалуй, да. – Хорошо, я желаю вам счастья! Как её зовут? – Пока не могу сказать. – Она тебя просила сохранить вашу тайну? – догадалась я. – Что ж, дал ей обещание, держи его. Мне стало грустно. Возможно, я ничего не смыслила в жизни и не понимала его экстравагантного дуэта с Элеонор, но, если в этом не было ненависти или обмана, фривольность их связей меня не касалась, равно как и общие авантюры, пусть даже сомнительные. Я так хотела помочь Виктору встретить своё счастье, но он, похоже, не нуждался в помощи и, в отличие от меня, мог сам найти к нему дорогу вопреки чьим бы то ни было ожиданиям. И мне ли было не то что судить его, а даже советовать ему? Стараясь не горевать и утешаться хотя бы его благополучием, я молча обняла его в знак примирения.
Собирая главы на отправку, поняла, что это не диалоги, а издевательство над читателем. И при том, что никто не раздевается и не трахается, рейтинг «столько не живут». Не знаю, как иллюстратор будет это читать. Пофейспалмит и откажется. Ну, если что, следующим постучусь к Максу Олину. Чтоб он тоже пофейспалмил.
Элеонор отступила к зеркалу и прильнула к своему отражению, беззаботно напевая и разглядывая своё лицо. Даже я поняла, жантильность ни при чём: это пауза на раздумья. Достав из ларчика маленькую щёточку, которую я сначала приняла за игрушечный гребень для дорогих кукол, разодетых не хуже великосветских барышень-хозяек, и слегка подправив ею драматическую стрелку брови, Элеонор спросила: – Зачем же тебе понадобился чёрный ход? Припрятать в нём старушечьи бриллианты, которыми грозился меня осыпать? – Мои старушки – не жёны Крёза. Нет, всё гораздо банальнее: мне нужно знать пути отступления на случай пальбы или облавы. Элеонор убрала щёточку в шкатулку и насмешливо покосилась на него. – Думаешь, мы настолько не в ладах с законом? – Если б с законом! На свете много лихих людей, а вы тут без охраны. У тебя даже нормального пистолета нет, какой-то средневековый пульверизатор. Негоже для современной дамы! Что, муж против? Интересно, почему? – Виктор неспешно приблизился и, оседлав банкетку, как бы невзначай обнял Элеонор за бёдра. – Хочешь, в знак дружбы подарю тебе старый армейский сент-этьен? Пригодится, вот увидишь. А могу раздобыть новенький бельгийский браунинг. Полуавтоматический! Легче револьвера грамм на двести, ёмкость магазина – на две пули больше: критическое боевое преимущество. Если, конечно, ты не собираешься вступать в перестрелку с бельгийским полицейским: тогда шансы равны. Усмехнувшись, Элеонор взглянула на него сверху вниз и едва хлопнула пальчиками по его правой щеке. – А после ко мне нагрянет наша полиция и выяснится, что этими двумя критическими пулями укокошили пару старушек. И я никогда не докажу, что и браунинг, и старушки – твои, особенно если в моём доме найдут их бриллианты. – Ну, зачем ты так? Я не по этой части. – Виктор обиженно убрал руки. – Зато тебе ничего не стоит подговорить, например, твою невесту. Виктор убеждённо замотал головой. – Исключено. Я себе не враг. Она слишком импульсивна и экзальтированна, чтобы давать ей оружие. «Ну, я тебе покажу «импульсивна и экзальтированна»! – разозлилась я. – Придушу голыми руками безо всяких браунингов!» Однако я уже признала правоту моего нахального друга, не давшего мне высунуться: дело принимало даже слишком странный оборот. Вопреки всему, с Виктором Элеонор держалась гораздо свободнее, чем со мной. Хоть она и пыталась запугать его моим присутствием, но после того, что сама обо мне наболтала, моё обнаружение понравилось бы ей куда меньше. А у меня, в отличие от Виктора, не было желания выводить её на чистую воду. Я не хотела смущать, заставлять оправдываться лишний раз и не сердилась на неё. Меня только немножко огорчало, что со мной она всегда вела преувеличенно «женские» беседы: о том, кто кому нравится, кто красив, и прочее. Никаких тайных ходов, полиции, критических преимуществ и укокошенных старушек. Не знаю, кем она меня считала, но явно не своей. Ну, а если Виктор и не был способен соблазнить кого угодно, но всё-таки стопроцентно мог у всех сойти за своего. Так, по сравнению с ним, возможно, моё место и правда – в гардеробе?
Хочу такую штуку. А то всё страдала по фортепьяно — из-за проблематичности поднятия на 10 этаж и моей ночной тяги к музицированиям. А тут сам донёс, воткнул наушники и тренькай спокойно.
Виктор бросился в гардеробную и, безумно горящим взором глядя мимо, втолкнул меня вглубь. Его напор и неистовство меня ошеломили. Я прижалась к стене и чуть ни села на шляпные картонки, а он, шумно гоняя туда-сюда плечики с одеждой, стал рыскать по комнатке и каким-то чудом ухитрялся меня не находить. Опомнившись, я потянулась к нему, чтобы поймать за рукав и призвать больше не ломать комедию, но он, резко задёрнув меня платьями, отступил назад в спальню и развернулся к Элеонор. – Куда же ты её засунула, моя мелкопакостная лгунья? Я не сразу поняла, что «засунула» – это в отношении ко мне. Как будто я – несуразная безделушка, не способная двигаться самостоятельно и откликаться на зов. Хотя, похоже, надеяться на признание меня полноправной личностью даже и не стоило. – Разве я сказала, что она здесь? – наигранно удивилась Элеонор. – Я сказала только, что она тебя может услышать. – Не заметил, чтобы ты тайно включала фонограф, да и в любом случае записи – не доказательство. – Виктор неожиданно махнул вниз. Чтобы разглядеть, что он делает, я нагнулась и подалась чуть вперёд, стараясь прикрываться балахоном из тяжёлой серебряной парчи, таким же помпезным и нелепым, как наряды в нашей театральной костюмерной, разве что не бутафорским. Виктор сидел на корточках и проглядывал пол по всему периметру спальни. Элеонор встала с банкетки и, повернувшись лицом, пронзительно расхохоталась. – Как легко было бы заставить тебя потерять достоинство, если б оно у тебя было! читать дальшеЕё смех оскорблял почему-то даже меня, но Виктор, не слушая, вскочил и ринулся к окнам. – Ага! Вот где! – Распотрошив поочерёдно гардины и, естественно, вновь не обнаружив меня, он торжествующе крутанулся на каблуках и потёр нервные руки. – Ну что, её здесь нет, моя сладкая конфетка! Элеонор теперь стояла ко мне спиной и хохотала от души, гибко выгибаясь назад. – Что же ты так перепугался, бедняжечка? Влюблён или сам решил организовать ей наследство? Ничего, наплетёшь какую-нибудь чушь – всё равно пожалеет и простит, не правда ли? – Она осторожно приблизилась к нему и, тонко звякнув браслетами, положила руку на его грудь. Рукав её платья спал, обнажив изящное предплечье и нежный острый локоток. – Ты уже раскрыл себя. Сознавайся: что делал в гардеробной? Виктор азартно улыбнулся. – Проверял, подходят ли мне твои пеньюары. – Ну и как? – Увы! – «Увы, да» или «увы, нет»? – Я искал чёрный ход, который лет семь назад вам соорудили. Между прочим, строители после этого очень скоро все как один окончили своё земное поприще. Прямо как в средневековых легендах! Нет, я понимаю, притравить какого-нибудь вертухая, но чтоб целую строительную артель! – Не было такого! – неожиданно серьёзно запротестовала Элеонор. – Как же? У меня все документы собраны, по каждому. Как только полиция не озаботилась. Впрочем, не до вас ей было семь лет назад. – Если из них кто-то и умер не своей смертью, то без нашего участия. Виктор кивнул. – Может быть. Или тебя не поставили в известность. В любом случае факт неприятный. – И чего ты хочешь? Этим шантажировать? – Нет, ну что ты. Хочу просто продемонстрировать вам свои возможности, – ответил Виктор скромно.
Чтобы не подпасть под Французскую мобилизацию 1914, отец Виктора должен был родиться не позже 1865 года. Ну, вполне. Виктор тоже не подпадал, т.к. родился в 1898. Так понимаю, брали от 21 года до 48 лет. А вот Пьер попадал в рамки, но либо благополучно откосил, либо отсиделся где-нибудь на тёплом месте.
Я в отчаянии погрозила ему пальцем. – Если ты ещё раз позволишь себе неподобающе вести себя с ней, я на тебя в полицию заявлю! Виктор презрительно хмыкнул. – Ну, попробуй, насмешишь только. Я вёл себя с ней более чем подобающе. Даже при минимальном количестве информации понятно, что это единственная результативная тактика. У меня мороз побежал по коже. – Что с тобой произошло? Ты же из порядочной семьи, хорошее воспитание, образование, благородная профессия. Дома тебя любили, сразу видно. И сейчас ты не обделён ничьим вниманием. Тебе грех жаловаться! Откуда же в тебе эта ненависть к женщинам? Он изумлённо пожал плечами и стал отнекиваться: – Нет у меня никакой ненависти. Не в моих правилах осуждать кого-то, если того не требуют обстоятельства. А если и требуют, я же знаю, надо дифференцировать. – Да я уж поняла, как ты «дифференцируешь»! Слышала, что наговорил Элеонор про меня. Ну, да, я не красавица, но зачем было распинаться о том, кто что потерял или не потерял в моём лице? Если б я бегала за мужчинами, а они от меня, то насмешки, может, и были бы справедливы. Но я же ни за кем не бегаю! Мне просто обидно, что так думаешь именно ты. Я ведь считала тебя лучшим другом. Он вздохнул и, недовольно хмурясь, проворчал: – Даже если я так сказал, это вовсе не значит, что я так думаю. А если бы действительно думал, я не настолько идиот, чтобы говорить о тебе плохо, зная, что ты всё слышишь. Это была просто маленькая месть «невесте» за то, что она мне абсолютно безразлична. Мы ведь договорились, ты на меня вешаешься. Я уронила лицо в ладони. – Какой позор! Даже не знаю, чего мне совеститься больше: того, что меня считают одержимой тобой, или того, что ты меня «бросишь». Так стыдно! Виктор презрительно фыркнул. – Было б перед кем. Эта парочка не стоит того, чтобы всерьёз дорожить их мнением. Да и ты уже убедилась, что они на самом деле думают о нас и как воспринимают окружающих. Я взглянула на него, чтобы понять, не издевается ли он, и покачала головой. – Даже если снобы, они хорошие люди. Они ведь не виноваты, что в них воспитали высокомерие. Как бы ни обзывали нас между собой, они нас поддерживают и ещё много кому помогают. А человека нужно судить по его делам. Виктор понурился и отвёл взгляд в сторону. – Тогда и меня суди по делам. А то я обижусь и передумаю расторгать помолвку! Вот, намучаешься со мной! – Он с шутливым ворчанием ответно воздел грозный перст, но затем опять посерьёзнел и неожиданно смутился. – Шутки шутками, а я тебя очень прошу, не ходи в полицию. Там есть один человек, ему не понравится, что я так сильно рискую. Мне нечего доказывать, у меня своя голова на плечах, и в те проекты, которых не потяну, я не ввязываюсь. Ну, не то чтобы я не мог выдержать его упрёков и орания, но просто не хочу зря расстраивать. – Это твой отец? – участливо спросила я. – Нет, к счастью. Мой отец не служит и никогда не служил в полиции. – Значит, любовник. – Хуже! – улыбнувшись, воскликнул он. – Мой информатор.
Как ни крути, настала пора мне раскрыть свой позор и выйти из гардероба. Но только я взялась за коктейльную кулису, чтобы отдёрнуть, Виктор произнёс звеняще-вкрадчиво: – Лучшие свидетели – баллистика и дактилоскопия. Цоколь низкий, падать я умею – полетим в окно вместе. – Он подсунул руки под её пояс и рывками накрутил атласную ленту на оба запястья, ухватив будто вожжи. Так вот зачем он ослабил хватку! Чтобы крепче связать Элеонор, а вовсе не для того, чтобы упиваться запретными прикосновениями к её телу. Я понятия не имела, почему мой лучший друг с таким саморазрушительным исступлением вёл себя как последний негодяй и кто надоумил его, кто посеял в его светлую голову зловещие всходы ничем не оправданного насилия. Элеонор сдавленно вздохнула и вытянулась, как бы силясь откинуться назад. Не предназначенное для экстремальных испытаний платье обвисло на спине и раздулось несуразным пузырём на груди. Подол поднялся чуть ни до колена, обнажив худые, напряжённо скосолапленные голени. У меня перехватило дыхание. Она едва держится на мысочках сабо, выскользнет вот-вот и тогда ударится о массивное зеркало головой! А если ещё Виктора утянет, они вместе вовсе не полетят в окно, как он зачем-то наплёл ей, а свалятся на пол, и дай бог бы им не опрокинуть на себя трельяж и не изрезаться осколками. Я замерла. Не известно, что было бы, вылези я из убежища. Любое неосторожное движение могло привести к трагедии. Ромео и Джульетта просто убили бы друг друга прежде, чем признались бы в любви! – Не выйдет, потеряешь сознание! – даже не пожелала, а приказала Элеонор. – Ради тебя, счастье жизни моей, я уж его сохраню. В доме никого, выбросить или спрятать орудие преступления некому. Но за таким знатным малинником всегда пригляд. Случись что, полиция нагрянет через пару минут, и ты попалась, ягодка моя! – Недоносок, – с омерзением процедила Элеонор и осторожно положила помаду на стол за спиной. – Зачем ты пришёл? Ущербность заела? Форсить решил? Пока я думала, как спасти друзей, она вдруг, передёрнув плечами, сделала резкий выпад коленом. Словно подхватывая движение, Виктор с экспрессией тореадора отскочил назад. Затянутые путы колыхнулись вслед за ним и, расправляясь в широкую ленту, повисли на его руках. Я выдохнула и сама чуть ни обвисла на вешалке. – А это уже обидно, – качая головой, пожурил Виктор и с довольным видом высвободил запястья из трофейного пояса. – Главное – вовремя дёрнуть за ленточки. Пораскинь мозгами, мой цветочек. Неужели приятно использовать свой интеллект на уровне растения? – Использовать приятнее чужой. – Элеонор выпрямилась, гордо расправила платье и, выдвинув банкетку из-под стола, села за трюмо, строгая и прямая, как владычица. Виктор криво усмехнулся и шагнул к ней. – А ты молодец, мы бы сработались. Не волнуйся, душить не буду, хотя с этим желанием порой справиться труднее всего. – Нагнувшись, он обхватил её лентой чуть ниже талии, аккуратно завязал сзади пышный бант и потянулся к её шее, чтобы поцеловать. – А знаешь, что полагается тому, кто развяжет пояс богини? – А знаешь, что полагается за святотатство? – Замахнувшись, Элеонор правой рукой хлестнула его по левой щеке, так что он резко выпрямился. – Иди к чёрту, не то пристрелю. Виктор даже слишком благодушно засмеялся, и я увидела в зеркале, с каким наслаждением он гладит пальцами пострадавшую щёку. – Что же ты так холодна со мной, когда мы одни, и так горяча, когда нас видит моя невеста?
Упицо Убицо, как тяжело описывать позы, ночь не спамши, а прошлую ночь (точнее, утро) спамши три часа. -_- На 9 часов сегодня заказали такси на дачу, дочки бочки выливать. Надеюсь, не сдохну без сна. Охота пуще неволи! Хочу скорее эпизод дописать, а торчу пока на одном абзаце. Короче, у Виктора с Элеонар Элеонор Камасутра: он её хочет в окно выкинуть, а она его об трюмо башкой хренакнуть (раз уж он не доится боится, что она ему глаз выбьет выстрелом, ибо у неё в руке ещё заряженный пистолетег...), но пока держат баланс перед рывком, а автору нужно описать, как это непотребство видит героиня, которая сидит в гардеробной и которой (героине) вылазить нельзя, иначе в такой напряжённый момент кто-нибудь кого-нибудь сразу замочит. В общем, драматицкая сцена, всем в любом случае пинзес, а я уже ржу просто вместо того, чтобы что-то соображать.