Ни по его экстравагантной внешности, ни тем более по роскошному Фиату, к которому он подвёл нас, невозможно было предположить какие-либо финансовые затруднения. И как догадался Виктор? Если только знал заранее. Люка пустил меня за руль. Тайком взявшись за блестящую хромированную баранку со вставками из слоновой кости, я вдохнула запах нового авто – сухой, кожаный, с лёгкими головокружительными нотками лемонграсса. Так же изумлённо, как я на неё, лакированная приборная панель глядела на меня большими круглыми глазами – спидометром и топливным датчиком. В зеркале над ней мелькнул непреклонный указующий перст Виктора. Открылась задняя дверца, Фиат сделал податливый реверанс навстречу хозяину: Люка сел на пассажирское сиденье, в тень под откидным верхом. Следом залез Виктор и решительно захлопнул дверцу. Я обернулась – и не узнала его. Сосредоточенный, как на суде, он по-деловому вынул из конверта пару машинописных страниц и отдал художнику, а конвертом закрыл боковое окошко – мера, как мне показалось, излишняя. Вряд ли кто-то с тротуара мог прочесть мелкий шрифт, не говоря уже о том, что никому бы и в голову не пришло совать нос в чужую жизнь, откровенно пялясь в тёмный салон чужого авто. – Если что-то стоящее, считайте меня своим большим должником. – Люка заинтересованно забегал взглядом по строчкам. – Он столько лет переходит мне дорогу – я подпишу что угодно. Виктор усмехнулся. – По-вашему, это и есть справедливость? Люка хотел ответить привычной светской колкостью, но вдруг застыл с остекленевшими от ужаса глазами и выпалил: – Не может быть! Это всё правда? – Какая разница? – жёстко и немного брезгливо сказал Виктор. – В любом случае гарантирован скандал, который основательно попортит ему кровь. – Нет, вы не понимаете, разница есть! – Очнувшись, Люка жадно дочитал первую страницу и накинулся на вторую. – Неужели он сумел?! – Полиция разберётся. Тут и я встревожилась. Похоже, всё было не так безобидно. Меня особо не волновало, что друг пытался втянуть меня в свою аферу. Как бы он сам вовремя выпутался, если уж грозило дойти до полиции. читать дальше– Серьёзные обвинения. Как вы узнали? – Люка странно, пристально, в разброде чувств, поглядел на Виктора. – От моих пациентов. – Торгуете их секретами? – Конечно, нет, – отрезал Виктор. – Каждый мой пациент неприкосновенен. Но иногда со мной расплачиваются информацией. Врачебной этике это не противоречит. Люка нахмурился и уткнулся в «счастливое» письмо, перечитывая так внимательно, будто оно уже стало убежищем от более мучительных страхов. – Текст составили вы? Почему бы вам не поставить свою подпись? – Я часто подписываюсь. Хотя бы некоторые заявления должен брать на себя кто-то другой, – хладнокровно признал Виктор. Люка вскинул негодующий взгляд. – Чтобы вы оклеветали его? И много доносов строчите? – Достаточно, чтобы делать это профессионально. – Я не буду подписывать. – Люка презрительно вернул ему бумаги, надул щёки и выдохнул. – А я вам и не предлагаю. – Виктор заботливо вложил своё творение обратно в конверт. – Для этого нужна смелость, у вас её нет. Я вас не виню: вы человек прошлого века. За истеричными воплями о чести, о допотопных идеалах вы прячете банальную трусость. Вы алчете славы и ядом исходите, грезя о мести конкурентам, но не способны даже мелко напакостить, не то что сжечь храм Артемиды. Люка опешил. – Да ведь это самоубийство! Какой смысл рисковать всем? Он узнает, а если и меня обвинит, да ещё уличит в лжесвидетельстве и обмане правосудия, то скандал раздует грандиозный. – Не узнает: закон хорошо защищает информаторов. Иначе я бы этим не занимался. Люка вздохнул и стал задумчиво расчёсывать пальцами свои прямые блестящие волосы. – Я считал, вы просто милый парень с очаровательной улыбкой, а вы акула. Как изменился мир! – Он поцокал языком. – Прежде чтобы завоевать поклонников, достаточно было свободно творить, а теперь от тебя ещё требуют смелости сжечь храм. То ли максималисты, то ли мерзавцы. Знаете, Виктор, вы будете позировать мне для Дориана Грея. – Назовёте картину «Месть художника»? У смешного поколения смешные антигерои. Ваш Дориан – идиот и ничтожество. У него ничего не было, кроме красоты, вернее, он смирился с этим. Разве я на него похож? Красота вовсе не здесь. – Виктор сделал кистью руки жест, как бы обобщая внешность. – И даже не здесь. – Он указал пальцем на область сердца. – Тут. – Дотронулся до виска. – Красота – это способность убеждать в том, что ты красив. А смелость – это способность заставлять других делать то, что тебе нужно. Чёрт бы с тем, что вы сами не годитесь ни на что, а потому, кстати, в отличие от заклятого конкурента, ваша карьера стремительно рушится. Рисуйте своего Дориана с себя и любуйтесь им. Вы же свихнётесь без поклонников, а других найти вам не светит. Перед вами появился тот, кто способен осуществить все ваши честолюбивые мечты, а вы боитесь даже пальцем пошевелить. Что я должен о вас думать? Я и сама не знала, что мне думать о таком выяснении отношений. Отповедь Виктора звучала сердито и неумолимо, даже при том, что он распекал человека более чем вдвое старше. Как-то плохо стыковалось такое неуважение с его обычной добротой и заботой. Если только не было их своеобразной формой.
– Виктор! Не ожидал вас увидеть. К нам подошёл невысокий господин лет шестидесяти, моложавый и претенциозный: его травянисто-зелёный жаккардовый пиджак, будто скроенный из мебельной обивки, составлял яркий контраст чёрным брюкам и чёрной шёлковой рубашке со стоячим воротничком. У господина было светлое, открытое лицо, казалось, тренированное изображать романтический флёр. По длинным тёмно-русым волосам, почти до плеч, по мефистофелевской бородке с проседью нетрудно было догадаться, что перед нами господин Люка, известный художник. Виктор обернулся, спрятал за спину конверт с документами и загадочно поднёс палец к губам. – Тсс! Значит, вы меня не видели. Меня здесь нет. – Бросьте шутить, Виктор. Что вы тут делаете? – Анри, вы знакомы с моей очаровательной спутницей? – Виктор положил руку мне между лопаток и решительно, даже грубовато, выдвинул меня вперёд, будто шахматист – самую сильную фигуру. – Практически ваша коллега, новая протеже Пьера и Элеонор. Вряд ли меня так уж смело можно было назвать «очаровательной», а тем более коллегой именитого живописца, да и кроме того, что давали мне кров над головой, Элеонор и Пьер мне больше никак не покровительствовали. Но мне стало интересно, с каким расчётом Виктор так представил меня, и я решила подыгрывать. Художник в недоумении окинул меня пристальным взглядом, но вежливо кивнул. – Да, мы знакомы. Вы рисуете, мадемуазель? – Я работаю вышибалой в театре. Вышибаю бывших режиссёрских любовниц, когда они приходят поскандалить. Да, а на досуге люблю и порисовать что-нибудь. Люка снисходительно улыбнулся. – Порисовать то, как вышибаете режиссёрских любовниц? Так вот почему я помню вас на недавней премьере. – И вновь обратился к Виктору: – Но вы ушли от ответа, хитрец. Подыскиваете что-нибудь себе? Тот покачал головой. – Вовсе нет. Ну, точнее, не себе. А вы? – А я пришёл посмотреть на старинные работы, которых, возможно, нам больше никогда не увидеть, – так сокрушённо заявил Люка, что мне показалось, он слегка привирает. – Если что-то узнаю, постараюсь организовать для вас экскурсии, – то ли успокоил, то ли съязвил Виктор. – Как нынче ваши дела? Идут в гору? Судя по тому, что вы отлично выглядите, полагаю, не очень. читать дальшеАмбициозный художник стрельнул на него взглядом, но вместо того, чтобы тоже съязвить или ответить надменной холодностью, чего от него можно было скорее ждать, вдруг шагнул почти вплотную к Виктору и понизил голос до трагического шёпота: – Если честно, вы правы. Впервые лет за десять такой провал выставки, непредвиденный, оглушительнейший. – Сочувствую! – провозгласил Виктор, невозмутимо взглянув на него сверху вниз. – А как ваши дела? – поинтересовался художник явно не просто так. – Не жалуюсь. Хотя, может, и жаловался бы, если бы не сделал того, что делают обычно творческие люди. – Очень любопытно. И что же вы такого сделали? – Нашёл покровителей, – многозначительно похвастался Виктор. Люка засмеялся, так что его дьявольская эспаньолка язвительно затряслась. – И теперь вы здесь? Охотитесь для хозяев за шедеврами, которые вам самому не по карману? Задетый Виктор презрительно поморщился и вздёрнул нос. – Лучше охотиться за шедеврами, чем клянчить подачки. А знаете, кому ещё покровительствуют мои друзья? – Порывисто склонившись, он прошептал что-то на ухо самоуверенному маэстро, и тот вмиг изменился в лице, будто ему сообщили новость, ставящую крест на его надеждах. – Не может быть! – вырвалось у него. Виктор мстительно расплылся в улыбке. – Я же говорю, что последовал примеру творческих людей. Маэстро надул щёки и выдохнул, приходя в себя. – Вот почему он вдруг начал набирать популярность. А вы большой хитрец, Виктор, поздравляю. Честно говоря, давно хотел вам предложить. Хотите мне позировать? Виктор снова задрал нос и строго взглянул на него, будто получил непристойное предложение. – Побойтесь Бога, Анри. Анри подозрительно сдвинул брови. – Я не собираюсь переманивать вас, но, возможно, ваши покровители решат и на вас подзаработать, для чего скоро сделают вас модной персоной. Хочу лишь предвосхитить события. – И я хочу предвосхитить события: лучше уж связь с последним бродягой, чем связь с художником, – как снег на голову непреклонно заявил Виктор, не понятно о чём подумав. Поражённый то ли откровенностью, то ли завышенными амбициями, Анри пожурил его, качая головой: – По-моему, вы уж слишком торопитесь. – Если хотите модную натурщицу, нарисуйте лучше эту прекрасную мадемуазель. – Виктор одной рукой приобнял меня за плечи. Люка улыбнулся. – Только если вместе с вами: Юпитер и Ганимед. – Ну, конечно, да, опять я мальчик, – вздохнула я. – Почему никто не видит во мне девушку? – А вы попробуйте носить платья, – посоветовал маэстро. – Мне не идёт, да и неудобно. Да и вообще платья тут совершенно ни при чём. – Что ж, наденем на вас тунику чуть выше колена, будет убедительно. – Ну, отлично, тогда и я согласен позировать. – Виктор протянул руку, в ответ получил охотное рукопожатие художника и вдруг заговорил тише, с опаской бегая взглядом по присутствующим: – Знаете, я тоже ото всего этого не в восторге. По-моему, на искусство тратятся слишком большие деньги. А вкладывать их надо в науку, в образование, в медицину. Мы слишком беспечны, слишком самодовольны и не понимаем, как сильно рискуем. Артисты, художники, музыканты – это замечательные профессии, но эти люди не вылечат вас, если вы заболеете, не накормят, когда вам будет голодно, не защитят от опасности. А на него мне тем более жаль денег, даже если деньги не мои. – На кого? – переспросил Люка. – Вы знаете, – ответил Виктор, красноречиво взглянув ему в глаза. – Может, он талантливый живописец, как все вокруг твердят, но человек отвратительный. Если уж выбирать, какого мастера кисти им поддерживать, я выбрал бы вас. – Благодарю, но разве есть выбор? Виктор кивнул. – Думаю, да. Разрабатываю один проект, который может всё перевернуть. – Он показал конверт с документами. – Я ищу тех, кто готов под ним подписаться. Люка изучающе взглянул на Виктора, будто пытался прочесть на его лице суть интриги. – Интересно. Дайте-ка взглянуть. – Нет, не здесь. Может быть, встретимся в конце недели? В кафе на театральной площади, у фонтана. Люка нахмурился и покачал головой. – Не знаю, буду ли в городе. Идёмте со мной, покажете сейчас в моём авто. Виктор опустил ресницы, и мы вслед за именитым художником быстро выскользнули на улицу.
Да, вот это клёвая обложка. Ну, не знаю, если морду усатого мужика, то бишь Рафаэля, нарисовать в таком стиле, эффект, пожалуй, будет не тот. Хотя, наверно, можно изобразить кабинет мэра с видом на город и море в пастельных тонах, Рафаэля как-нибудь полубоком, мордой в окно, а в стекле отражение Виктора. Типа, не только потому что Виктор за спиной стоит, а ещё намёк на то, кем себя Рафаэль мечтает видеть. Ага, а на стене карточки-портреты — дуальская идея, чтоб пополам с городом. Или разделить: день на лицевой стороне и ночь на заднике обложки — один и тот же кабинет с одним и тем же открытым окном и видом на город, Рафаэль с отражением днём и просто фотки на стене ночью. Хотя отражение на стекле ярче было бы как раз ночью, но на лицевую сторону хочется день и персонажей. Или днём просто Рафаэль и, допустим, Виктор у него за спиной. А ночью только отражение Виктора и фото-картотека, типа думает и разглядывает. Если опять же не мерещится никому.
– Хризантемы? Это же ромашки. Я их ненавижу. Судя по слегка надменной гримасе Виктора, он не счёл мой ответ достойным его девушки, пусть даже мнимой. – Ну, скорее, астры. – Всё равно ромашки. Мне нравится белокрыльник, лилии, ещё орхидеи. Только не жёлтые, не люблю жёлтые цветы. После них обязательно что-нибудь случается. Виктор оценивающе качнул головой. – Да уж, сложность. Лилии слишком дорогие, орхидеи тем более. А белокрыльник – не женский цветок. – С чего ты взял? Ну, подари мужской, раз уж всё равно меня за мальчика принимают. – Я нет, – возразил он. – Ну, тогда успокойся и ничего не дари. Всё же не по-настоящему. – Подарю хризантемы. Если сильно раскошелюсь, будет слишком неправдоподобно, – крайне серьёзно пояснил он. – Ох, скряга! – проворчала я и дёрнула рукой, чтоб хлопнуть его по плечу, но его пальцы сжали моё запястье чуть жёстче. – Хорошо, что тебе не приходится дарить девушкам цветы. – Сам счастлив, – усмехнулся он. – В какой день ты свободна? Давай сходим в картинную галерею на старых мастеров? Или лучше на аукцион живописи. Была когда-нибудь? Очень интересно понаблюдать за участниками. Не представляешь, какие типажи. Вот это настоящие скряги, испорченные, капризные, одержимые. Порочные деньги порочно тратятся. – Что-то ты без пиетета к ценителям прекрасного. – Они его и не заслуживают, – уверенно кивнул он. – Большинство этих ценителей заработали состояния откровенным воровством, и я бы с удовольствием избавил их от непомерного груза. Я взглянула на его лицо. Был он маньяком или прикидывался, однако самонадеянность полностью противоречила его рациональному консюмеризму, предписывающему всё использовать ради всего. – Тебя трудно представить в образе Робин Гуда. Курам на смех! – Почему это? – фыркнул он и насупился, будто моё замечание задело его за живое. – Разве быть немножко Робин Гудом я не имею права? – Имеешь, даже настолько, насколько жадничаешь на цветы. – Цветы завянут! – взмолился он. – Разве тебе их не жаль? – Ну да, – признала я, отвернувшись. – Хотя мы все завянем когда-нибудь. Тогда и смысл во всём? – Смысл прост: быть счастливым и без вопросов о смысле. И порой даже без цветов. Я вздохнула. Конечно, кто-то мог жить в своё удовольствие, ни о чём не думать, делать карьеру, без обязательств развлекаться и любить по-настоящему только собственную драгоценную персону. Может, со мной было что-то не так, но я чувствовала за этим пустоту и даже когда пыталась вообразить себя правильной, мне становилось безнадёжно и тоскливо. – А если для кого-то собирание антиквариата – это поиск потерянной души? – спросила я. – Ты не думал, что среди коллекционеров, как и среди людей вообще, есть разные? Что там говорится о хотя бы одном праведнике? Забыла. Ну, ты лучше меня помнишь. – Вот оно как? Теперь понятно, почему коллекционеры – феноменальные долгожители: не могут покинуть этот мир, пока не найдут свои души, давным-давно заточённые в старинных клетках-блохоловках. Я схватила его руки обеими руками и, вытянув их, в такт словам затрясла то вверх, то вниз. – Ну как ты можешь одновременно быть и милым, и язвительным? Друг мой мерзкий! – Разве одновременно? Последовательно, на то и расчёт, – не без кокетства ответил он и посерьёзнел. – Если в субботу работаешь, я уговорю начальство тебя отпустить. Мне необходимо сопровождение. У меня есть средства, которые нужно вложить как можно скорее и как можно тише. Я уже присмотрел одно полотно XVII века. Мои интересы представляет агент, но мне лучше присутствовать. Во-первых, чтобы быть в нём уверенным, во-вторых, чтобы меня не заподозрили. Приобретения отслеживаются не только властями, но и мошенниками, а я не хочу, чтобы за мной охотились ни те, ни другие. Буквально подпрыгнув от ужаса, я почти набросилась на Виктора. – Откуда у тебя деньжищи?! Ты что, кого-то из своих престарелых поклонниц ограбил? Или ты… Виктор сдержанно кашлянул в кулак. – Нет, конечно. Просто оказал пустяковую услугу, за которую неплохо отблагодарили. – Интимную, что ли? – процедила я для конспирации. – Тебе правда столько платят? Согрешил раз – и можно скупать антикварные полотна? Боюсь даже спрашивать, что ты делаешь и как именно. Вознося в лазурь небес на золотых облаках, будто любвеобильный Кришна? Он вопросительно сморщил брови и улыбнулся, не то что не обидевшись, а, похоже, приняв мои слова за неописуемый комплимент. – Услуги медика порой гораздо более интимны, чем просто интимные. Любовь купить легко, а здоровье – только если очень повезёт. А иногда если везёт пациенту, то везёт и врачу.
Упи, наверное, думала, что разбудит меня 9-часовой смской. А я ещё не ложилась. -_- И не хочется, пока не закончу уборку, ну и эпизодик романа не напишу, а силов уже нет. Более-менее втащила обратно, что выставляла в коридор, хоть пройти можно. После таких марафонов хочется выкинуть всё. Думаю, не оттащить ли на помойку панели некого шкафчика, просто они непарные и не совсем понимаю, как его собирать. Прям мебель а-ля Пикассо. Где пары, фиг знает, да и не пристроишь никуда, даже если найдутся. Плюс всё в такой пыли, что проще выкинуть, чем отмывать и дышать этим, тем более при воспалённой дыхалке. Что-то разучилась я есть лёжа. -_- Опять ночью подавилась. Называется, пару часов нормально, а потом внезапно бежишь ещё на пару часов харкать огурцом. Фу, противно. Кашляешь так, что думаешь, как бы не напрудить бы. Но зато хоть этой ночью температура спала — как с дуалом поговорили. Дуал выздоравливает, значит, и мне пора. Эти дни состояние было совсем адское, жар, озноб, лоб весь болел (хотя, по идее, там болеть нечему: мозгов-то нет пазухи же ж), нос вообще не дышал, и в ухе отдавало, как у дуала. Инфекция какая-то забористая. Да, это нормально — жить за 700 км и болеть одновременно и одним и тем же.
Пою: Это та-а-ак прекрасно: завтра будет мё-о-бель! У меня-а-а! Ля-ля, ля-ля, ля-ля! В 8 утра поехала провожать маму на дачу, вернулась домой спать, ибо 1,5 часа сна в сутки — как-то маловатенько было б. Третий, то есть уже четвёртый день болею, похоже, простыла, когда сильные дожди были и ноги вымокли, пока бегала окна закрывать на дядину квартиру. А дома холодрыга, прошлой ночью ещё голову продуло, лоб утром болел адски, кашель бронхитный, жар — в общем, вполне творческое состояние, пошатывает, как пьяную. Ночью уже не выдержала, взяла купленную икеевскую плотную штору, полезла на подоконник и, не дожидаясь, пока докуплю крючки и кольца, прицепила бельевыми прищепками к старой шторе. И уже хорошо, не дует, а днём держит прохладу и спать приятно в полумраке, уютненько. Так что ня, я довольна. ^__^ Спала днём до четырёх, проснулась хоть и адски больной, но всё равно другим человеком после вчерашнего. Решила всё-таки поехать в Икею в Химки — называется, там и выздоровею. Ибо если не сейчас покупать, то не знаю когда. Желательно бы провернуть без мамы, чтоб её доставщиками-сборщиками не травмировать. В семь выехала, к восьми добралась, в 400-ом поговорила по телефону с Достой, я позвонила-таки, а то теперь она пропадать начала. Доста покупки мёбели одобряэ. Хотя и охала, что я поехала больной. Ну, в пути особо и не замечается, да и погреться на солнце можно. В общем, я заказала два белых шкафа Хемнэс с выдвижными ящичками и стеклянными дверцами, какие с дуалом выбрали, серый безворсовый ковёр 2х3 м (надеюсь, поместится), маленький кухонный столик в дядину квартиру и 4 зеркала-плитки 30х30 см, которые на стену клеить (думала, в ванну, чтоб стену не долбить для креплений: надеюсь, клей от сырости не отстанет и зеркала не отвалятся). Столик и зеркала потом своим ходом оттащу. Сомневалась, взять ли вместо Хемнэса Лиаторп, но они какие-то ненастоящие, ощущение пластика, габаритами немногим больше, тяжелее и дороже. А Хемнэс очень даже компактные. Даже засомневалась, влезет ли у меня всё в них. Изначально думала стеллажик простой и лёгонький, без задней стенки и дверец, но пылиться будет всё, дуал верно заметил. А ещё мне комодик Хемнэс понравился. Мне за ним прикольно было бы стоять и писать, как за конторкой. Аки Толстой — не который Лев Николаевич, а который советский граф. Да, сначала лёжа пописать, как Пушкин, потом стоя, как Толстой, — ну, прекрасно! Прям писательская Камасутра. Уже сегодня вечером должны всё доставить, а в пятницу должны собрать шкафчики-и-и! А для этого мне сначала нужно подготовить место для коробок в коридоре, а потом и в комнате всё освободить. Ибо места для хранения категорически не хватает, большие пакеты навалены кучкой на полу, ибо все имеющиеся шкафы забиты фиг знает чем — вещами, которые никто не носит и вряд ли будет носить и многие из которых ещё в моём детстве нам отдавали знакомые, типа, сгодится. В общем, не мной положено, выкидывать не велено, ибо нужно, но на много лет забыто. И не моё, и вообще ничейное. То, что я ношу, у меня тупо висит на велотренажёре — и это основная причина, почему я на него уже года два не залезаю: вещи снимать и перекладывать неохота. Короче, мне нужно именно моё пространство для хранения, куда можно было бы нормально всё складывать. Хотя с мамой завести своё пространство достаточно сложно: когда пытаешься выделить свои полки в шкафах, мама туда обязательно что-нибудь начинает класть и активно использовать. (Чую, это у неё из детства, итог проживания семьи с 4-мя детьми на 40 метрах.) И получается, что опять не моё. -_- Мне остаётся только велотренажёр! И мешки на полу. Ну, хоть замочки вешай на шкафчики. Потихоньку перетряхну старые шкафы, в перспективе оттащу в H&M лишнее. Вообще не понятно, куда столько вещей и кому они нужны. Ещё с дядиной квартиры натаскали перед ремонтом. -_- И получается, что живёшь на маленьком пятачке (преимущественно в сети и в творчестве), а вокруг какой-то непонятный хаотичный склад. -_- А хочется уже уютное гнёздышко, и, главное, появилась вера в себя, что мне под силу это всё упорядочить. Досту волнует, типа, а что мама скажет, когда с дачи приедет и увидит? Ну, думаю, уже ничего не скажет, если всё будет аккуратненько разложено. Да и что бы ни сказала, мне всё равно нужно. Когда решала, брать ли, меня волновало только, выдержит ли пол ещё два шкафа по 50 кг. Ну, хотя меня-то выдерживает, значит, и шкафы выдержит. Ну, а если мама что и скажет, то, скорее, тоже про вес. Ибо тревожность по поводу хлипкости дома у меня от неё, чую. В любом случае привыкнет. В общем, таскалась по Икее 4 часа, особо нигде там и не сидела, сначала выписала шкафы, потом нашла всё остальное, потом прошла на склад, выписала столик, там мне сказали, что зеркало и ковёр надо брать самой, вернулась за тележкой и за ними на самообслуживание, набрала крючков для штор, потом поднялась опять на экспозицию за набойками, ибо внизу не было, а сразу взять поленилась, потом после оплаты стояла в очереди на дооформление доставки. Обратно на легке, но полза уже еле-еле. Домой приехала полпервого ночи, усталая, но довольная, хотя и немного растерянная, куда делись 37 тысяч.
— Сказано: «ходите прямыми путями», — молвил Виктор и перемахнул через забор.
Какое счастье, что у нас одни и те же религиозные тексты! И по-французски Виктор вполне мог цитировать: «dirigez vos pas dans la voie droite» (Hébreux, 12 :13).
Не знаю, стоит ли печататься через Ridero. Фактически это лишь размещение электронной версии в интернет-магазинах и печать принт-он-деманд через Озон. Принт-он-деманд печатается только в мягкой обложке и с ч/б иллюстрациями. А я уж замахнулась на яркие цветные картинки, ^__^ особенно если договорюсь с французским художником. Ну, есть вариант сразу заказывать ч/б иллюстрации: помнится, поначалу хотела графичные, ибо эффектно. Можно первое издание — в Ridero (и заказывать себе экземпляры для распространения), а второе масштабно печатать в типографии и делать цветным. В Ridero отпадает необходимость геморроиться с макетом, с налогами и тратиться на печать и доставку тиража, который потом ещё аккуратно хранить, дабы товарный вид имел. Наверно, лучше на рекламу потратиться. Правда, не знаю, на какой ресурс можно будет ссылаться в объявлениях. Может, обойдусь без того, чтоб официальный сайт заводить. Но не знаю, берут ли книжные магазины на реализацию ридеровские книги. А то, может, не снисходят. Или уж ну эти бумажные книги, и делать ставку только на цифровой формат?
Ну чё, с горя погадала на рунах насчёт романа, части про Виктора и Рафаэля. Хотя на конкретные технические вопросы гадание всё равно не даёт ответа. ____________
DAGAZ Дагаз Дагаз — руна восхода, рассвета. Это прилив сил, когда открывается второе дыхание. Наконец-то наступил момент торжества, получения справедливой и долгожданной награды за труды. Важные изменения в судьбе и во взглядах на жизнь. Руна предвещает удачу или большой период процветания. Вероятна крупная прибыль. Отбросьте все сомнения, на вашу улицу пришел праздник. Вы предстали перед новой жизнью, новым мышлением, перед духовным озарением или даже просветлением. Идущему по духовному пути руна указывает на момент преображения, прорыв в процессе самосовершенствования. Появление этой руны отмечает главный сдвиг или прорыв в процессе самоизменения, полное преобразование состояния - поворот на 180 градусов. В каждой жизни бывает хоть один момент, который - если он угадан и пойман - навсегда изменяет ее течение. Поэтому действуйте с полной верой, даже если момент потребует от Вас прыгнуть с пустыми руками в пустоту. Эта руна предвещает большой период достижений и процветания. Тьма позади Вас; начался день. Совет руны. Ничего не бойтесь, изменения благоприятны. Действуйте с верой и уверенностью в победе, независимо от внешних обстоятельств. Не увлекайтесь вашими проблемами, потому что, скорее всего, вы преувеличиваете их важность и роль. Значение руны для определения состояния человека. Обращайте внимание на этот пункт, если описание на 100% попадает в вашу ситуацию. Человек-сюрприз, умеет менять себя кардинально, обладает быстрым мышлением и реакцией, не привязан ни к чему, получает наслаждение от процессов-парадоксов. Совет: Готовьтесь к непредсказуемости и смене точек зрения. Они, как правило, наиболее верные и соответствуют ситуации. Спросите совета и примите его точку зрения на проблему.
Попала в руки третья часть романа Айн Рэнд «Атлант расправил плечи», хотела почитать — ниасил два первых предложения. -_- Интересные описания лиц, есть чему поучиться, но пока вникнешь, завянешь. -_- Книга привлекла объёмом: порядка 600 страниц в мягкой обложке. Удивилась, кто сейчас пишет такие талмудЫ и таким слогом (и главное, кто такое издаёт — оказывается, издательство Альпина, прям как пряжа, и X5 Retail Group, есть и такое, и, наверно, упрощает выход на рынок, на полку в супермаркетах). Оказывается, автор в 82-ом уже умерла. А родилась в Питере, между прочим, в 1905-ом. В общем, очень хочется прочитать, но, блин, жалко время тратить. Видит око, да зуб неймёт. Пока осилишь, свой 600-страничный роман можно написать.