Парное мясо

Читаю вывеску на магазине: «парное мясо». Думаю: «Мясо и то пАрное...» Потом понимаю, что всё-таки «парнОе мясо».

@темы: В городе, Стёб

---

Челябинские пальто настолько суровы, что к тому, кто наденет хотя бы одно, сразу пристают мужики с воплем: «Женщина! Вы такая обалденная женщина!» Причём, пристают независимо от пола человека, надевшего суровое челябинское пальто.

Челябинские продавцы календарей в электричках настолько суровы, что берут с пассажиров деньги за свою получасовую рекламу календарей, но продать хоть один календарь категорически отказываются и скорее бегут в следующий вагон, чтобы там продолжить рекламировать.

Челябинские Гексли настолько суровы, что челябинские кондукторы сдают им с 10 рублей 90. Гексли не берут, но потом долго мучаются: вдруг и вправду дали кондуктору 100 р., а не 10?

@темы: Соционика, Жызня, Стёб, Суровый город Че

---

В колледже охота на ведьм, то есть на блогеров.

Директор выловила в сети студентку, которая написала в блоге нечто, что директору не понравилось. Устроили "показательный суд".
Изумляет просто. И ведь не лень было вычислять и выслеживать. Студенты просто снимают стресс, и обращать внимание на всякие глупости, которые они пишут, значит опускаться до их уровня. Несолидно как-то для директора.
Хорошо, что я ото всего этого далека.

@темы: Жызня, Мысли вслух

---

Ехала в метро, поезд в туннеле остановился — немного недоезжая Аэропорта в сторону центра. А по параллельному пути поезда идут: перегородки между путями нет, только бетонные колонны, на крюках висят провода со свясающими сталактитами пыли. Один поезд, второй... Люди едут, на нас смотрят, а мы стоим. Машинист по связи — громко, взволнованным голосом: "Уважаемые пассажиры!.." Думаешь: "Просьба освободить вагоны!" А он: "Просьба соблюдать спокойствие, поезд скоро отправится..." И свет погас: только три лампы на весь вагон светить остались. Мотор затих. В туннеле зажглись голубые люминесцентные лампы и тусклые электрические в круглых колпаках, которые, наверно, ещё со времён постройки метро остались. И вот сидим мы в абсолютной тишине и смотрим на этот свет в туннеле и на проезжающие мимо поезда.
Но вдруг свет в вагоне вспыхнул, мотор завыл, словно старый лифт, и заколотился где-то под ногами. Поехали.

И захотелось мне написать ужастик в стиле городской легенды о поезде-призраке. В духе "Путевого обходчика". Только сюжет, как обычно, лень придумывать.

@темы: В городе, Мысли вслух, Творчество

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Был пьян, не помню. Реально не помню, чтобы я это делала.
Так, товарищи, знающие мой пароль, кто что делал с моим дневником? Признавайтесь: больно бить не буду.

@темы: Дневник, Мысли вслух

---

Челябинские авторы-Гексли настолько суровы, что в их произведниях даже у героев-Габенов каждая реплика заканчивается тремя восклицательными знаками.

Челябинские Гексли настолько суровы, что зарабатывают на жизнь "чёрной" сенсорикой".

@темы: Соционика, Стёб, Суровый город Че

---

Дочитала наконец «Возмездие» Блока.

Памятуя более ранние блоковские стихи, ожидала, что поэма будет в том же мистическом, символистском и непонятном стиле написана. Никогда мне бесконечным числом смыслов и символов стихи Блока не нравились. Да и мрачно-восторженно-маниакальное душераздирание по поводу Кармен и Прекрасной Дамы набивает оскомину.
И мистика, и символизм в поэме есть, но всё-таки каркас в ней – это скепсис, мрачный по содержанию и цветастый по форме. И вот именно он мне симпатичен. Читаешь и – наконец-то – понимаешь, что автор человек критичного и большого ума, а не просто страстный мечтатель. Концентрация смыслов в тексте по-прежнему запредельна, нет не то что ни одного лишнего, а вообще ни одного блёклого слова.
Блок не был бы Блоком, а 4-я Физика не была бы 4-ой Физикой, если бы значительная часть текста не была посвящена смерти и описанию похорон. Такого натуралистичного описания, простите, лежащего в гробу тела – в стихах я ещё не встречала.
И, наверно, к лучшему, что поэма осталось незаконченной (конечно, то, что помешала смерть Блока, – это прискорбно). Зато последние строки:

«А мир – прекрасен как всегда», –

остались жизнеутверждающими.

@темы: Поэзия, Александр Блок

---

Опять они собираются весной на теплоход. 70-летние бабушки по круизам катаются, а ты дома сидишь, блин, безвылазно, и кто тебя куда отпустит.
И опять мне к птицам мотаться.

С другой стороны, парадоксальнее всего, что мои последние нерегулярные заработки были заслужены именно сенсорикой.

@темы: Жызня, Мысли вслух

---

И вот (неожиданно – после перекидывания смсками с АВС о фотографиях наших старых, ага) я вышла на осознание того, что хочу чувствовать свою нужность. Нужность именно по эмоциональному каналу, а не по какому-то другому. Иначе душит оно меня изнутри.
Может, для 1-ой результативной Эмоции любовь – именно результат, то, через что она себя реализует в жизни.

@темы: Самопознание, Мысли вслух, Психе-йога

---

МОРАТОРИЙ

Мораторий, мораторий.
Давши слово, так держи.
В флибустьерском дальнем море
Тоже были миражи.

Всё пройдёт само собою,
Будет не о чем жалеть.
Установим мораторий,
Коль в кармане только медь.

Отдавать долги грошами –
Не коварство и не честь.
Кредиторы вопрошали:
«Что нам совесть! Деньги – есть?»

В флибустьерском дальнем море
Поднаграбим – принесём.
А покуда мораторий –
И запрет лежит на всём.

Появились как, так странно
Растворятся миражи.
Страшно, что уже, как anno
Domini, бежит вся жизнь.

16 декабря 2008 г.


Аффтар сначала написал, а потом подумал, ЧТО написал. «Anno Domini» по-хорошему надо бы заменить чем-то вроде «anni currentis» – «сего года». Ну да в размер не влезает. Вроде бы.

@темы: Стихи, Творчество

---

2-й разговор комиссара и Филля из 3 главы, редакция номер n+1

А потом автор-маньяк ещё раз вычитал эту сцену.

– Не правда ли, сегодня отличный день, господин комиссар? – сказал Филль, подперев плечом косяк двери. Увидев гостя, комиссар на сей раз не стал убирать со стола документы.
– А, заходи-заходи, друг любезный, – снисходительно разрешил он. – Ты откуда такой весёлый?
– Из морга, – довольно отозвался Филль, садясь на стульчик и ставя рядом дипломат.
– Оно и видно. Какого чёрта ты лазал в мой сейф? Удивительно ещё, как тебя им не придавило, он же на соплях держится.
Филль улыбнулся.
– Обижаете, господин комиссар! Думаете, я не знаю, что у вашего сейфа сломана правая передняя ножка? И кстати у него есть ещё один недостаток: дверцы скрипят слишком громко. Зачем всему отделению знать, сколько раз на дню вы туда лазаете? Как вам не надоело слушать этот скрип!
– Я его слушаю реже, чем ты, – съязвил Бертье. – Если уж ты лазаешь в мой сейф как в свой собственный, то сам взял бы да и смазал петли.
– В следующий раз – непременно. Довожу до вашего сведения: я сделал ещё кое-что, что, на мой взгляд, вам давно пора было сделать.
– Что, оттолкнулся? Оттолкнулся от того, чего нет?
– Почти. Догадайтесь, зачем я ездил в морг!
– Целоваться с трупами? Надеюсь, в твоём чемодане не расчленённое тело.
– Фи, как пошло. – Наигранно поморщившись, Филль поставил на колени дипломат, вынул из него какие-то бумаги и разложил их перед Бертье. – Никогда в вашей проницательности не сомневался – вы почти угадали. Прошу заметить, протокол вскрытия и антропометрическое заключение подписаны не мной. Они вообще никем не подписаны, и регистрационного номера нет, извольте убедиться. Но почерк знакомого вам и совершенно беспристрастного судмедэксперта вы, без сомнения, узнаете. Прошу обратить внимание: фотографии эксгумированного тела и черепа. А что вы хотите, если череп в таком состоянии, что его пришлось варить? Ну, а это прижизненные фотографии покойного. Узнаёте нашего господина Уреля? Не везде масштаб установлен точно, но тем не менее различия очевидны. Конечно, если бы в нашем распоряжении был сам оригинал, заключение приобрело бы больший вес... Нет-нет, господин комиссар, ничего не говорите! И прежде чем так испепеляюще смотреть на меня, сначала ознакомьтесь с выводами. Да, я провёл эксгумацию без согласования с вами, за что, разумеется, нижайше прошу прощения. Но надеюсь, полученные результаты покроют мою вину сполна.
Словно ему самому грозил арест, комиссар вперил в собеседника мрачный, негодующий взгляд и постучал пальцем по виску.
– Ты совсем дурак? Зачем ты разрыл могилу Уреля? Ты понимаешь, чем это может обернуться?
– Не беспокойтесь, сделано всё аккуратно, травка притоптана. Никто ничего не узнает. Эксгумацию я провёл лично – как говорится, под покровом ночи. В доказательство чего могу предоставить свои мозоли. Можете потрогать, – отшучивался Филль, для наглядности выставив руки ладонями вперёд.
– Иди ты. Надеюсь, ты не понаоставлял нигде свои пальчики? Свидетелей не было?
– За кого вы меня принимаете! Вам принести мои рабочие рукавицы и бездыханные тела свидетелей?
– Хватит фиглярствовать, – отрезал комиссар. – Почерк эксперта не только я могу узнать. И тогда голову оторвут в первую очередь тебе.
Филль пожал плечами.
– Ну, всё зависит от вас, господин комиссар. Пока заключение только для вас, а не для отчёта. Если оно вам понадобится для приобщения к материалам дела и вы примите постановление, то число, подпись и регистрационный номер эксперт поставит в любой момент.
– Так уж и поставит? – буркнул Бертье.
– Если я попрошу, то да. Он мне обязан, но, повторюсь, он совершенно беспристрастен.
– У тебя что, везде должники? Ну, ладно, – вздохнул комиссар, рассматривая документы, – раз уж выкопал, то не обратно же закапывать. Оценим твоё великое самоотвержение. Вполне верю, что заключение подлинное, а экспертизу вы провели по всем правилам.
– Ну так! – гордо расплылся в улыбке Филль.
– Антропометрических совпадений нет. Очевидно, что это кто-то другой, а не Урель. – Помрачневший Бертье откинулся на спинку кресла. – Слушай, тебе не кажется, что в этом городе люди нынче стали пропадать слишком часто?
– И, как мы с вами убедились, не только живые, – игриво заметил Филль. – Но подождите расстраиваться. Вы ещё не прочли самого интересного. – Он протянул комиссару другое заключение, в котором на пяти листах были перечислены совпадения пропорций эксгумированного черепа с пропорциями черепа человека на фотографии. – Как видите, в могиле Поля Уреля был похоронен Винченсо Чезарини, его мажордом. И позвольте ещё раз обратить ваше внимание: лицо и ладони у трупа сожжены кислотой и, судя по состоянию тканей, сразу после смерти.
Бертье встрепенулся.
– Ты намекаешь на специальные знания?
– Отнюдь. Это мог сделать любой мало-мальски хладнокровный и подкованный в подобном деле человек. И он явно не знаком с последними методами идентификации личности, иначе он понял бы, что его старания тщетны.
Бертье отложил документы и внимательно поглядел на Филля.
– По крайней мере, один пропавший найден. Хорошая работа. М-да, оттолкнулся-таки от того, чего нет. Что ещё ты знаешь?
Филль усмехнулся.
– Я знаю, что я ничего не знаю. Но другие знают ещё меньше.
– Между тобой и этим делом есть какая-то связь, – продолжал рассуждать комиссар, вновь откинувшись назад, – и она в твоих мотивах. Скажи мне, зачем ты так усердно раскапываешь чужие могилы. Неужели тебе это доставляет удовольствие?
– Господин комиссар, вы же знаете мой единственный мотив.
– Деньги Уреля? Сомневаюсь, чтобы тебя могло прельстить меньшее. Кстати, госпожой Урель всё состояние переведено на имя Сержа Ломбрине.
– Ах, даже так!
Бертье показалось, что у его собеседника загорелись глаза.
– Это, часом, не ты, Филль?
– Не-ет, я ещё так низко не пал. Отнюдь, деньги Уреля меня не интересуют, – вполне откровенно ответил Филль, покачав головой. – Меня привлекает гораздо большая выгода.
– Хм! Конечно, тебя бесполезно спрашивать об этом, но какая твоя версия?
– Моя версия – одно убийство и, как ни удивительно, плохо подготовленное. Больше никакого криминала. А ваша?
– Моя пока в том, что легче найти кто, чем понять зачем. Мы с тобой тоже знакомы не со всеми современными методами идентификации личности, так что на это опираться нельзя. Так, ты мне дал только два антропометрических заключения, а где обещанный протокол вскрытия?
– Я ждал, когда вы его попросите. Вот, пожалуйста! То, как умер Чезарини, уже по-настоящему интересно. И прошу заметить, это протокол первичного вскрытия: брюшина и черепная коробка были нетронуты.
Бертье метнул на него недоверчивый взгляд.
– Это значит...
– Тело не подвергалось обязательному вскрытию, вот и всё. Хотя грудная клетка была вскрыта – впрочем, весьма неумело и неаккуратно. И это противоречит версии о специальных знаниях заметавшего следы. Иначе он хотя бы сымитировал вскрытие, это ведь не так трудно.
Бертье скептически хмыкнул:
– Но он же не думал, что найдётся такой охотник по ночам выкапывать трупы.
– Учитывая, какой орган изъят у трупа, необходимость имитировать вскрытие для профессионала была бы очевидна, – сдержанно продолжал Филль.
– Ты меня пугаешь. А если у преступника просто не было времени что-то имитировать? Если он торопился? Не всё продумал и сделал неаккуратно. А?
– Возможно, но маловероятно: профессионал – всегда профессионал, даже когда торопится. Прочитайте заключение, господин комиссар, и вы со мной согласитесь.
Наконец бегло прочитав протокол, Бертье стал собирать все документы, чтобы поскорее убрать их, пока не отняли.
– Бред какой-то! Если бы я знал тебя не так хорошо, я вправду подумал бы, что ты подделал почерк эксперта и водишь меня за нос.
– Зачем мне это?
– А кому может понадобиться сердце покойника? Что это ещё за ритуальная жертва? Или каннибализм?
Филль усмехнулся: слова комиссара явно развлекали его.
– Надо отдать должное вашей профессиональной фантазии. Но, думаю, в данном случае всё прозаичнее. Люди в белых халатах порой бывают очень жестоки.
Бертье пристально взглянул на него.
– Вот тебя не поймёшь: то одно говоришь, то другое... А мотив?
– Всё тот же: борьба за жизнь – за свою или чужую.
Бертье наступательно подался вперёд.
– Говори прямо, ты думаешь, это сделал он?
– Я думаю, что вы правы: в этом деле легче понять кто.
– Ну, хорошо. – Бертье довольно откинулся на спинку кресла и сложил руки на животе. – Я рад, что мы пришли к единому мнению хотя бы в этом. Но скажи, при чём тут эта девушка, домоправительница Урелей?
– А вы не догадываетесь? – с шутливым удивлением засмеялся Филль.
– Она что-то знала, и её убрали – это ежу понятно. При этом она неоднократно ездила вместе с Элоизой Урель в клинику Кернса. Чуешь, к чему клоню?
– Шофёр тоже ездил, но он жив.
– Он только возил, его ни во что не посвящали.
– А Чезарини мёртв, хотя его тоже не посвящали и он тоже ничего не знал.
– Не успел потому что узнать. Предположительно, он ведь и умер в день первой поездки Элоизы Урель и Эмилии Патерсон к Кернсу. Вот я и думаю: а не Патерсон ли краеугольный камень? – Комиссар пристально посмотрел на собеседника.
Филль задумчиво потёр подбородок.
– Возможно. Она была молода, у неё не было опыта, она была не на лучшем счету. Помните, я говорил про статус Урелей? Почему из нескольких кандидатур выбрали именно её?
– И почему же? – буркнул Бертье.
– Вариант только один: потому что она девушка. Я наводил справки в агентстве и выяснил, что все остальные претенденты были мужчинами.
Бертье разочарованно скривился.
– Что ты хочешь этим сказать? Кому там нужна была девушка? Поля Уреля не было в живых. Чезарини, скорее всего, уже тоже не было в живых. Не думаешь ли ты, что мадам Урель свела на тот свет двух мужчин – мужа и любовника – ради девушки?
– Вы будете смеяться, но я так не думаю, господин комиссар. Просто есть вещи, в которые женщина скорее посвятит женщину, нежели мужчину. Тогда краеугольный камень тут Элоиза Урель. Её-то вы уже нашли?
– Нет пока.
– Ищите, и флаг вам в руки. Других зацепок у нас нет.
– Как! А Кернс? – напомнил комиссар.
– А что Кернс?
– Ты только что говорил про людей в белых халатах.
– И вы подумали о нём? – чуть усмехнулся Филль. – Разве только он носит белый халат? Кернс в этом деле максимум свидетель. И то он вам ничего не скажет, если вы вдруг начнёте его о чём-то спрашивать: это не тот человек. Хотите убедиться – пожалуйста, делайте обыск в его клинике. Учитывая сложившиеся обстоятельства, с получением ордера проблем не будет.
– Вот я тоже думаю, – Бертье подался к нему ближе и понизил голос до шёпота: – а не было ли всё это затеяно, чтобы подставить Кернса?
– Тогда вам повезло: это будет простое дело, – невозмутимо ответил Филль.
– Не надо мне такого везения, не надо, – категорично покачал головой Бертье. – Надеюсь, в этом деле цинизм твой не будет оправдан.
– Я тоже надеюсь.
– Спасибо тебе, конечно... Только дай мне слово, что пока не будешь вмешиваться. Я сам разберусь. Хорошо?
Филль охотно кивнул.
– Хорошо, пока я оставлю это дело на ваше попечение. В конце концов в перерывах между раскапыванием могил и военных походов на морг я должен хотя бы иногда работать.
– Ты вообще когда-нибудь отдыхаешь? – спросил успокоенный Бертье.
– Приходится! – Однако напоследок Филль серьёзно добавил: – Я бы вам не советовал принимать скоропалительных решений. Они могут повлечь новые жертвы. – И, оставив все собранные улики, он, как всегда, быстро удалился.

@темы: Роман, Творчество

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

n-ная редакция 2-го разговора комиссара и Филля из 3 главы

Была совсем ересь. Более-менее логично постаралась выстроить. Но вот в чём подвох: чем больше выстраиваешь логику изложения, тем больше страдает выразительность текста.

– Не правда ли, сегодня отличный день, господин комиссар? – сказал Филль, подперев плечом косяк двери. Увидев гостя, комиссар на сей раз не стал убирать со стола документы.
– А, заходи-заходи, друг любезный, – снисходительно разрешил он. – Ты откуда такой весёлый?
– Из морга, – довольно отозвался Филль, садясь на стульчик и ставя рядом дипломат.
– Оно и видно. Какого чёрта ты лазал в мой сейф? Удивительно ещё, как тебя им не придавило, он же на соплях держится.
Филль улыбнулся.
– Обижаете, господин комиссар! Думаете, я не знаю, что у вашего сейфа сломана правая передняя ножка? И кстати у него есть ещё один недостаток: дверцы скрипят слишком громко. Зачем всему отделению знать, сколько раз на дню вы туда лазаете? Как вам не надоело слушать этот скрип!
– Я его слушаю реже, чем ты, – съязвил Бертье. – Если уж ты лазаешь в мой сейф как в свой собственный, то сам взял бы да и смазал петли.
– В следующий раз – непременно. Довожу до вашего сведения, что я сделал ещё кое-что, что, на мой взгляд, вам давно пора было сделать.
– Что, оттолкнулся? Оттолкнулся от того, чего нет?
– Почти. Догадайтесь, зачем я ездил в морг!
– Целоваться с трупами? Надеюсь, в твоём чемодане не расчленённое тело.
– Фи, как пошло. – Наигранно поморщившись, Филль поставил на колени дипломат, вынул из него какие-то бумаги и разложил их перед Бертье. – Никогда в вашей проницательности не сомневался – вы почти угадали. Прошу заметить, протокол вскрытия и антропометрическое заключение подписаны не мной. Они вообще никем не подписаны, и регистрационного номера на них нет, извольте убедиться. Но почерк знакомого вам и совершенно беспристрастного судмедэксперта вы, без сомнения, узнаете. Прошу обратить внимание: это фотографии эксгумированного тела и черепа. А что вы хотите, если череп в таком состоянии, что его пришлось варить? Ну, а это прижизненные фотографии покойного. Узнаёте нашего господина Уреля? Не везде масштаб установлен точно, но тем не менее различия очевидны. Конечно, если бы в нашем распоряжении был сам оригинал, заключение приобрело бы больший вес... Нет-нет, господин комиссар, ничего не говорите! И прежде чем так испепеляюще смотреть на меня, сначала ознакомьтесь с выводами. Да, я провёл эксгумацию без согласования с вами, за что, разумеется, нижайше прошу прощения. Но надеюсь, полученные результаты покроют мою вину сполна.
Мрачно глядя на него, комиссар постучал пальцем по виску.
– Ты совсем дурак? Зачем ты разрыл могилу Уреля? Ты понимаешь, что это может обнаружиться?
– Не беспокойтесь, сделано всё аккуратно, травка притоптана. Никто ничего не узнает. Эксгумацию я провёл лично – как говорится, под покровом ночи. В доказательство чего могу предоставить свои мозоли. Можете потрогать, – отшучивался Филль, для наглядности выставив руки ладонями вперёд.
– Иди ты. Надеюсь, ты не понаоставлял нигде свои пальчики? Свидетелей не было?
– За кого вы меня принимаете! Вам принести мои рабочие рукавицы и бездыханные тела свидетелей?
– Хватит фиглярствовать, – отрезал комиссар. – Почерк эксперта не только я могу узнать. И тогда голову оторвут в первую очередь тебе.
Филль пожал плечами.
– Ну, всё зависит от вас, господин комиссар. Пока заключение только для вас, а не для отчёта. Если оно вам понадобится для приобщения к материалам дела и вы примите постановление, то число, подпись и регистрационный номер эксперт поставит в любой момент.
– Так уж и поставит? – буркнул Бертье.
– Если я попрошу, то да. Он мне обязан, но, повторюсь, он совершенно беспристрастен.
– У тебя что, везде должники? Ну, ладно, – вздохнул комиссар, рассматривая документы, – раз уж выкопал, то не обратно же закапывать. Оценим твоё великое самоотвержение. Вполне верю, что заключение подлинное, а экспертизу вы провели по всем правилам.
– Ну так! – расплылся в улыбке довольный Филль.
– Антропометрических совпадений нет. Очевидно, что это кто-то другой, а не Урель. – Бертье помрачнел и откинулся на спинку кресла. – Слушай, тебе не кажется, что в этом городе люди нынче стали пропадать слишком часто?
– И, как мы с вами убедились, не только живые, – игриво заметил Филль. – Но подождите расстраиваться. Вы ещё не прочли самого интересного. – Он протянул комиссару другое заключение. На пяти листах были перечислены совпадения пропорций эксгумированного черепа с пропорциями черепа человека на фотографии. – Как видите, в могиле Поля Уреля был похоронен Винченсо Чезарини, его мажордом. И позвольте ещё раз обратить ваше внимание: лицо и ладони у трупа сожжены кислотой и, судя по состоянию тканей, сразу после смерти.
Бертье встрепенулся.
– Ты намекаешь на специальные знания?
– Отнюдь. Это мог сделать любой мало-мальски хладнокровный и подкованный в подобном заметании следов человек. И он явно не знаком с последними методами идентификации личности, иначе он понял бы, что его старания тщетны.
Бертье отложил документы и со вздохом откинулся на спинку кресла, внимательно глядя на Филля.
– По крайней мере, один пропавший найден. Хорошая работа. М-да, оттолкнулся-таки от того, чего нет. Что ещё ты знаешь?
Филль усмехнулся.
– Я знаю, что я ничего не знаю. Но другие знают ещё меньше.
– Между тобой и этим делом есть какая-то связь, – продолжал рассуждать комиссар, – и она в твоих мотивах. Скажи мне, зачем ты так усердно раскапываешь чужие могилы. Неужели тебе это доставляет удовольствие?
– Господин комиссар, вы же знаете мой единственный мотив.
– Деньги Уреля? Сомневаюсь, чтобы тебя могло прельстить меньшее. Кстати госпожой Урель всё состояние переведено на имя Сержа Ломбрине.
– Ах, даже так!
Бертье показалось, что у его собеседника загорелись глаза.
– Это, часом, не ты, Филль?
– Не-ет, я ещё так низко не пал. Отнюдь, деньги Уреля меня не интересуют, – вполне откровенно ответил Филль, покачав головой. – Меня привлекает гораздо большая выгода.
– Хм! Конечно, тебя бесполезно спрашивать об этом, но какая твоя версия?
– Моя версия – одно убийство и, как ни удивительно, плохо подготовленное. Больше никакого криминала. А ваша?
– Моя пока в том, что легче найти кто, чем понять зачем. Мы с тобой тоже знакомы не со всеми современными методами идентификации личности, так что на это опираться нельзя. Так, ты мне дал только два антропометрических заключения, а где обещанный протокол вскрытия?
– Я ждал, когда вы его попросите. Вот, пожалуйста! То, как умер Чезарини, уже по-настоящему интересно. И прошу заметить, это протокол первичного вскрытия: брюшина и черепная коробка были нетронуты.
Бертье метнул на него недоверчивый взгляд.
– Это значит...
– Тело не подвергалось обязательному вскрытию, вот и всё. Хотя грудная клетка была вскрыта – впрочем, весьма неумело и неаккуратно. И это противоречит версии о специальных знаниях заметавшего следы. Иначе он хотя бы имитировал вскрытие, это ведь не так трудно.
Бертье скептически хмыкнул:
– Но он же не думал, что найдётся такой охотник по ночам выкапывать трупы, как ты.
– Не обо мне речь, – сдержанно продолжал Филль. – Учитывая, какой орган изъят у трупа, необходимость сымитировать вскрытие для профессионала была бы очевидна.
– Ты меня пугаешь. А если у преступника просто не было времени что-то имитировать? Если он торопился? Не всё продумал и сделал неаккуратно. А?
– Возможно, но маловероятно: профессионал – всегда профессионал, даже когда торопится. Прочитайте заключение, господин комиссар, и вы согласитесь с тем, что я говорю.
Наконец бегло прочитав протокол, Бертье стал собирать все документы, чтобы поскорее убрать их, пока не отняли.
– Бред какой-то! Если бы я знал тебя не так хорошо, я в самом деле подумал бы, что ты по какой-то причине сфальсифицировал всё это. Кому может понадобиться сердце покойника? Что это ещё за ритуальная жертва? Или каннибализм?
Филль усмехнулся.
– Надо отдать должное вашей профессиональной фантазии. Но я думаю, что в этом случае всё прозаичнее. Люди в белых халатах порой бывают очень жестоки.
Бертье пристально взглянул на него.
– Вот тебя не поймёшь: то одно говоришь, то другое... А мотив?
– Всё тот же: борьба за жизнь – за свою или чужую.
Бертье наступательно подался вперёд.
– Говори прямо, ты думаешь, это сделал он?
– Я думаю, что вы правы: в этом деле легче понять кто.
– Ну, хорошо. – Бертье довольно откинулся на спинку кресла и сложил руки на животе. – Я рад, что мы пришли к единому мнению хотя бы в этом. Но скажи, при чём тут эта девушка, домоправительница Урелей?
– А вы не догадываетесь? – засмеялся Филль.
– Она что-то знала, и её убрали – это ежу понятно. При этом она неоднократно ездила вместе с Элоизой Урель в клинику Кернса. Чуешь, к чему клоню?
– Шофёр тоже ездил, но он жив.
– Он только возил, его ни во что не посвящали.
– А Чезарини мёртв, хотя его тоже не посвящали и он тоже ничего не знал.
– Не успел потому что узнать. Предположительно, он ведь и умер в день первой поездки Элоизы Урель и Эмилии Патерсон к Кернсу. Вот я и думаю: а не Патерсон ли краеугольный камень? – Комиссар пристально посмотрел на собеседника.
Филль задумчиво потёр подбородок.
– Возможно. Она была молода, у неё не было опыта, она была не на лучшем счету. Помните, я говорил про статус Урелей? Почему из нескольких кандидатур выбрали именно её?
– И почему же? – буркнул Бертье.
– Вариант только один: потому что она девушка. Я наводил справки в агентстве и выяснил, что все остальные претенденты были мужчинами.
Бертье разочарованно скривился.
– Что ты хочешь этим сказать? Кому там нужна была девушка? Поля Уреля не было в живых. Чезарини, скорее всего, уже тоже не было в живых. Не думаешь ли ты, что мадам Урель свела на тот свет двух мужчин – мужа и любовника – ради девушки?
– Вы будете смеяться, но я так не думаю, господин комиссар. Просто есть вещи, в которые женщина скорее посвятит женщину, нежели мужчину. Тогда краеугольный камень тут Элоиза Урель. Её-то вы уже нашли?
– Нет пока.
– Ищите, и флаг вам в руки. Других зацепок у нас нет.
– Как! А Кернс? – напомнил комиссар.
– А что Кернс?
– Ты только что говорил про людей в белых халатах.
– И вы подумали о нём? – чуть усмехнулся Филль. – Разве только он носит белый халат? Кернс в этом деле максимум свидетель. И то он вам ничего не скажет, если вы вдруг начнёте его о чём-то спрашивать: это не тот человек. Хотите убедиться – пожалуйста, делайте обыск в его клинике. Учитывая сложившиеся обстоятельства, с получением ордера проблем не будет.
– Вот я тоже думаю, – Бертье подался к нему ближе и понизил голос до шёпота: – а не было ли всё это затеяно, чтобы подставить Кернса?
– Тогда вам повезло: это будет простое дело, – невозмутимо ответил Филль.
– Не надо мне такого везения, не надо, – категорично покачал головой Бертье. – Надеюсь, в этом деле цинизм твой не будет оправдан.
– Я тоже надеюсь.
– Спасибо тебе, конечно... Только дай мне слово, что пока не будешь вмешиваться. Я сам разберусь. Хорошо?
Филль охотно кивнул.
– Хорошо, пока я оставлю это дело на ваше попечение. В конце концов в перерывах между раскапыванием могил и военных походов на морг я должен хотя бы иногда работать.
– Ты вообще когда-нибудь отдыхаешь? – спросил успокоенный Бертье.
– Приходится! – Однако напоследок Филль серьёзно добавил: – Я бы вам не советовал принимать скоропалительных решений. Они могут повлечь новые жертвы. – И, оставив все собранные улики, он, как всегда, быстро удалился.

@темы: Роман, Творчество

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Почувствуй себя супервуменом, ага

Дост меня идеализирует. Но чтоб до такой степени! Прям даже суперменом каким-то себя почувствовала. То бишь супервуменом.
И не могу сказать, что это было так уж неискренне. Ну, преувеличенно, но искренне. И вот это удивляет. Ага, искренне восхищаться моей психической силой и волей (ага, не понятно откуда взявшимися, потому как психую по всяким мелочам), тягой к познанию и возможностями интеллекта (в особенности, когда не хочу и не могу ничего выучить, блин)! А ведь действует.

@темы: Жызня, Мысли вслух

---

Поскакала мотаться по городу.

@темы: Жызня

---

Красавец. Особенно в фиолетовой шляпе.

05.12.2008 в 15:38

Пишет  Reina Emerald:

До свидания, дорогой моцк

@темы: Творчество друзей, Персоналии, Кино, Стырено

---

Рассказец-эссешка.

Почти «Голова профессора Доуэля», ага.
Аффтар, к счастью, уже не стыдится писать о своих чувствах, но яростно долбается об стену из-за того, что не описывает их образами, а называет в лоб. Ну, не могу я образами передавать чувства. И красиво и при том логично описать всё, что вижу, тоже не могу.


«Я лицо твоё видеть хочу!» – воскликнула бы, как Женя Колышкин кричал Женечке Землянике. Смотрю с нежностью. Глупо улыбаюсь. Любуюсь. Лицо прекрасное, одухотворённое. Порой мне кажется, что только я вижу утончённость его черт. Даже странно, что прохожие совсем не обращают внимания и не восхищаются. Глупые, глупые. Они не знают, мимо кого так безразлично проходят.
Хочется сжать голову руками, взять это лицо в ладони, пободаться лбами, потереться, прижаться к горячей щеке – если будет холодная, согреть. Хотя, конечно, бледная и холодная. И глаза большие, испуганные, полные неизжитой обиды – словно у ребёнка. Прослеживаю взглядом тонкие линии век, пытаюсь заметить и понять каждое движение, каждый взмах ресниц, каждый быстрый беспокойный взгляд, каждый наклон головы. Но чувствую, что, увы, мало что понимаю. И глупо улыбаюсь – не потому что мне смешно, а потому что хочу успокоить. Сгрести в охапку и прижать к себе крепко-крепко. Чувствую, что в моём собственном взгляде явно читается влюблённость, и ничего не могу с этим поделать. Да и одной моей влюблённости мало, чтобы помочь.
Душевное страдание, боль, обида, страх – те переживания, которые делают обычные лица безобразными и отталкивающими, освещают благородное лицо какой-то непостижимой, возвышенной и одухотворённой красотой. Словно раскрывают истинную сущность души – тонкую, ранимую и прекрасную. И мне хочется подарить этой душе свою любовь и нежность, чтобы она не чувствовала себя такой несчастной, непонятой и одинокой.

@темы: Рассказы, Мысли вслух, Творчество

---

Терпи, казак, – атаманом будешь

Давеча меня охарактеризовали как спокойного человека. И я начала думать. Сама себя я бы назвала больше человеком терпеливым и сдержанным – насколько это возможно при моей общей эмоциональности. Конечно, терпелива я не настолько, насколько мама. Уж сколько она может вытерпеть! Пожалуй, её жизненное кредо если не толстовское «Делай, что должно, и пусть будет, что будет» (которое она с детства мне твердила) то «Терпи и делай то, что надо». Ага, «терпи, казак, – атаманом будешь», что мне тоже часто повторялось. Может, терпение у меня от неё, хотя все эти наставления всегда вгоняли меня в уныние частью «надо». Когда «надо» – это уже не жизнь, потому что обычно не понимаешь, кому и зачем это «надо». Ведь обычно то, что мне НАДО, я ХОЧУ.
Хотя обычно мне не в лом выстаивать длинную очередь, ждать чего-то, терпеть физический дискомфорт или не очень приятное общение. Если оно, конечно, не задевает меня за живое, то бишь за 3-ю Логику и за сенсорику. И то, само задевающее общение я как раз вытерплю, а эмоциональная реакция на него пойдёт уже после, когда буду в одиночестве. И, скорее всего, чем больше отсрочена реакция, тем сильнее она проявится.
Это я к чему, собственно. К тому, что ТОГДА повылезли именно мои тараканы и не спасло даже терпение. Тараканы в виде ревности. (Кто сказал, что 2-ой Воле чужда ревность? ) Потому мне и стало так тяжело и я разразилась нытическими постами (почувствовав, как обычно при ревности, некоторую свою недостаточность). Грешна я, грешна.
Даже если могу забить внешние проявления чувств/эмоций, то избавиться от них совсем и даже контролировать их интенсивность просто не могу. Да и не особо это меня беспокоит.

А вчера прикрикнула на маму: почему-то считает нужным захламлять мой стол баранками и сухарями, которые я не ем. Мало того, что я сама захламляю стол книгами, бумагами и всякими мелкими вещами, так тут ещё килограммы мучных изделий навалены!
Хотела просто сказать, но получилось, что чуть повысила голос, ибо немного на нерве. Мама поглядела на меня большими испуганными глазами и молча пошла убирать еду на кухню. Просто иногда перманентный бардак меня раздражает. Свои вещи убираю сама, а вот чужое обычно не трогаю. Потому что начнёшь убираться, мама раздражается: «Тебе что, мешает? Зачем сейчас? Что ты вообще взялась? Зачем ты это выкидываешь? Иди лучше занимайся!» Потому предпочитаю не проявлять инициативы ни в уборке, ни в готовке. Дабы не было ора: «Зачем?! Не делай этого! Ты всё делаешь не так! Положи на место! Пусть лежит!»
В принципе, на папу мама обычно таким же ором разражается, когда они что-то делают вместе. На что папа реагирует эмоциональнее меня: я или молча отступаюсь, или делаю, как мне говорят, а он отступается после вопля «Да на фиг мне это надо! Делай тогда сама, раз тебе не нравится! Я не буду!» или же после этого же вопля ворчит и делает, как ему говорят.
Понятия не имею, как мои родители при частых взаимных вспышках орания ухитрились столько лет прожить вместе – если не всегда в согласии, то в большой взаимной любви. Наверно, всё же они оба умеют терпеть – каждый по-своему.

@темы: Тараканчики мои любимые, Жызня, Самопознание, Мысли вслух