Если у тебя есть гештальт, закрой его.
Ночью с понедельника на вторник писала аж до полпятого утра. Очередной разговор Виктора и Пауля. Все эти дни вычитываю и дописываю. -_- Когда в романе два марти-стью, они неизбежно будут устраивать разборки, кто из них марти-стьее. 
Оба двинутые на всю голову, но за то автор их и любит. 
Если что, слэша здесь нет.
Думаю, не выложить ли куда-нибудь отдельно как ориджинал. В конце концов, вот тут основная линия всего романа.
— Есть люди, которые патологически вызывают у других зависть, вовсе не желая этого. Кем бы ни были, что бы ни делали и как бы ни делали, всё равно все вокруг будут злопыхательски коситься на них и скрежетать зубами. Это уж такой тип, который обречён вечно натыкаться на злобу вместо понимания. Горько и отвратительно, но ничего с этим поделать нельзя.
Виктор мягко улыбнулся, его сузившиеся глаза ласково заблестели.
— И вы считаете, что принадлежите к этому типу?
Пауль вздохнул.
— По-моему, вам это очевидно, как никому другому. И, увы, вас это искушение тоже не обошло стороной.
— Вы полагаете?
— Разве не поэтому вы сейчас здесь?
Виктор умильно засмеялся.
— Ну что вы! Вы мне льстите, господин барон. Но продолжайте-продолжайте, прошу. Я вас внимательно слушаю.
читать дальше — Давайте будем откровенны. Вы сейчас здесь не потому, что хотите сохранить наследие профессора. Вы никогда не были его учеником и весьма далеки ото всей его деятельности. И, уж конечно, вы здесь не потому, что беспокоитесь за мои жизнь и здоровье. Вас просто прельщает то, что есть у меня, и чего нет у вас. Вы хотите прибрать к рукам то, что можно прибрать к рукам, и набраться от меня качеств, которых можно набраться. Вы улыбаетесь, смеётесь, смотрите заинтересованно, стараетесь быть приятным и махать вокруг веером в надежде, что перед вами растают. Но вы как пиявка, и цель ваша — просто высосать всё, что можно, из своей жертвы.
— Однако же гирудотерапия очень эффективна при застое крови, ну да не буду утомлять вас медицинскими лекциями.
Пауль пристально посмотрел на него.
— Однако же мне удалось задеть вас.
Поведя бровью, Виктор нежно улыбнулся.
— Нет, что вы. Мне доводилось слышать ещё и не такое, в том числе от вас. Как вашего лечащего врача, меня весьма радует, что вы столь оптимистичны и уверены в себе. Однако вы такого высокого мнения обо мне, что считаете себя моей жертвой, — мне это действительно льстит. Чтобы такой маленький человек, как я, смог прибрать к рукам состояние юриста и дельца вашего уровня... Я всего лишь заурядный медик, сбежавший сюда из столицы, потому что вовремя понял: мне там не выдержать конкуренции, если я хочу занять хоть сколько-нибудь видное место. Вы не представляете, как мне повезло с вами. И вы правы, я не являюсь преемником профессора и его ближайшим учеником. Но он был моим учителем. Вот эта девочка Бетси, – с которой вы имели счастье или несчастье познакомиться весьма близко, – с первого взгляда производит впечатление, мягко говоря, недалёкой. Но она прекрасный учёный, прекрасный врач, прекрасный хирург. И профессор выбрал именно её в свои ученицы. Её, а не кого бы то ни было. И не меня. Надеюсь, вам это о чём-то говорит.
— Слишком уж у вас прекрасна Бетси, — возразил Пауль. — По-моему, она всего лишь прекрасная медсестра: исполнительна и послушна. Потому профессор её и выбрал. Ему не нужны были рядом светила. Ему нужно было самому сиять, а окружающие должны были стать лишь фоном, исполнителями.
Виктор усмехнулся, качая головой.
— О, нет, вы ошибаетесь. Всё было бы слишком просто. Бетси — женщина, причём, очень умная и знающая, когда показывать характер, а когда лишь ассистировать. В том, что характер у неё есть, и весьма твёрдый, вы уже успели убедиться. Между прочим, немаловажное качество для хирурга. И профессор был всё-таки не настолько самолюбив, он очень ценил способных учеников.
— Вы так хорошо знаете его и Бетси?
— Конечно. Надо же как-то держаться на плаву. Раз уж природа не наделила меня способностями, надо как-то компенсировать и натаскивать себя на понимание человеческой сути. Если знать, на какие рычаги нажимать, от людей легче добиться желаемого. Да, я умею улыбаться. И, к счастью, у меня есть ещё и привлекательная внешность. Скажем так, я красив, я прекрасно сложён, и красота моя способна нравиться всем. Я не чураюсь использовать её, когда есть возможности. — Пройдясь по комнате, Виктор присел на край стола и манерно закинул ногу на ногу.
— Это отвратительно, — строго заметил Пауль. — Вы не находите?
Виктор благодарно улыбнулся.
— Вы очень добры. У меня нет выхода.
Обескураженный самокритикой доктора, Пауль какое-то время молчал. Потом серьёзно произнёс:
— Напрасно вы так. Вы не настолько плохой врач и не настолько заурядны. В конце концов, я ещё жив.
— О, это не моя заслуга. Это заслуга профессора, столь не любимой вами Бетси и ваша собственная. Мне ничего особенного не приходится делать. Померить пульс, давление, дать лекарство от аллергии и убедить вас его регулярно применять, потому что при регулярном использовании оно действует. А ещё героически спасти вас от абстинентного синдрома. Для этого даже не надо иметь медицинского образования.
— Вы спасли мне жизнь, — глухо сказал Пауль, отворачиваясь. Он вспомнил про то похмельное утро в квартире над аркой, и ему стало стыдно. — Дважды, как минимум. Я не знаю, сколько раз на самом деле.
Виктор снова улыбнулся.
— Приятно слышать, но давайте об этом забудем. Это пустяки. Я принёс клятву Гиппократа, я не могу отдать своего пациента тем, кто не ограничится лишь измерением у него давления и аускультацией.
— И кто, возможно, пустит его на опыты, — веско добавил Пауль. — Вы перспективный молодой человек, вы хороший, тактичный специалист, хотя безобразно навязчивый собеседник. Вы умны, в конце концов. Скажите мне честно, как это получилось и почему я жив.
Виктор поджал губы и ответил не сразу:
— Я не знаю. Если бы знал, я был бы профессором с мировым именем. Боюсь, что и сам профессор Кернс до конца ничего не понял.
— Вы считаете, это промысел Божий? Вы верите в Него?
Виктор снова помолчал, и Паулю показалось, что доктор растерялся.
— Думаю, тут дело в том, верите ли вы.
— Так говорят, когда не знают, что сказать.
— Я и не знаю, — признался Виктор.
— Ну да. — Пауль скептически хмыкнул. — Эльза верила, и она мертва. Возможно, и Кернс поверил после всего случившегося. И в итоге он тоже мёртв.
— И что?
— Возможно ли, что это не от Него? Возможно, я...
Виктор удивлённо захлопал глазами и, шлёпнув ладонями по коленкам, вскочил, затараторил:
— Так, кажется, я утомил вас разговорами. Дайте вашу руку, я сначала померяю ваш пульс. Оставайтесь здесь, я сейчас быстро сбегаю за инструментами и проведу первичное обследование. Если что, можно и анализы сделать. По-моему, вы не в себе. По-моему, вы явно не в себе. Скажите, вам никто не давал никаких препаратов в моё отсутствие? Посмотрите на меня, мне нужно видеть ваши зрачки. Я никому не позволю пичкать вас всякой дрянью, я давал клятву Гиппократа...
— Перестаньте. — Пауль встал и с упрёком посмотрел ему в глаза.
— Дайте руку, — негромко и вновь серьёзно попросил Виктор.
Пауль подчинился. Виктор осторожно сжал его запястье. У доктора были холодные пальцы, но в середине ладони рука была тёплая, Пауль это почувствовал. Виктор опустил взгляд, его лицо стало сосредоточенным. Доктор считал пульс. Пауль заметил, как мерно дышит Виктор. Было удивительно, как он внутренне спокоен. Паулю даже показалось, что это спокойствие уставшего человека: будто бы на настоящие, не показные волнения уже не было сил. И Пауль вдруг подумал, что сам доктор — настоящий, глубоко искренний, человечный, уставший от него, Пауля, и что никакой другой реальности нет и быть не может.
— Как вы? — спросил Виктор.
— В порядке, спасибо. Вы ведь уже поняли. Ваше рукопожатие на редкость красноречиво.
Успокоенный Виктор молча отпустил его руку.
— Я не привык быть в долгу, — продолжал Пауль. — Я хочу открыть счёт на ваше имя.
Виктор нахмурился, отвернулся и отошёл к столу, взявшись за спинку стула, словно ему надо было на что-то опереться.
— Это ни к чему. Я дорогой врач, у меня много пациентов.
— Но вам не хватает средств, чтобы реализовать ваши амбиции.
— С чего вы взяли?
— Вы сможете бросить сомнительные методы добывания денег. Вы понимаете? Сможете посвятить себя науке. Вместе с Бетси, например. Вы получите доступ к вожделенным архивам профессора.
— Благодарю за веру. Бетси не подпустит меня к архивам, и мы с ней уже попрощались. Она не простит мне вас. Но главное, я не хочу заниматься наукой.
— Чем же хотите? — удивился Пауль.
— Тем, чем занимаюсь.
— Торговать красивой внешностью? Не понимаю, почему вы упрямитесь. Теперь я искренне предлагаю вам помощь. То, к чему вы и шли.
— Благодарю. Но я всё-таки откажусь. Для меня это слишком большая честь. С моим моральным обликом не всё так плохо, поверьте.
Пауля возмутило его легкомыслие.
— Опять сошлётесь на свою клятву? Вы умеете быть искренним, вашим словам сложно не верить, но ваша искренность работает на вашу цель.
— Да, работает. — Обернувшись и сделав шаг к Паулю, честный доктор в упор посмотрел на него.
Упрямство Виктора раздражало Пауля, и, даже если это была очередная провокация, он хотел остудить пылкую самоуверенность доктора, вразумить его и поставить на место.
— Однако вы лукавите, что вам повезло встретить меня. Вы меня выследили и нашли сами. Ваша самопрезентация была настолько неуклюжей — трудно было поверить, что это сделано специально. — Пауль говорил всё жёстче. — Вы задались целью прикарманить и наследие профессора, и мои деньги. Разве не для этого вы здесь? Вам патологически нравится строить оскорблённую невинность. Чего вы этим добиваетесь? Хотите всё?
Виктор скептически скривился и с наигранным удивлением выпучил глаза.
— О, смотря, что вы под этим подразумеваете.
— Не паясничайте.
— Повторюсь, мне лестно ваше мнение обо мне, и, в общем, это ваше право — думать как угодно. Я имею обыкновение получать то, что хочу, простыми способами. А вы рисуете слишком сложную комбинацию, это не в моём стиле.
— Это угроза?
Виктор недовольно поджал губы и твёрдо заявил:
— Да, если хотите, это угроза. Увы, пока мне удаётся отвести полицию от вашего следа. Только по чисто случайному совпадению у меня есть связи с людьми, от которых здесь что-то зависит. А теперь представьте, что некие заинтересованные лица поручают наёмникам найти вас и вовсе не для того, чтобы предать в руки правосудия. Можно этого дождаться, если так хотите. Или, если вы настаиваете, могу вас прямо сегодня познакомить с комиссаром полиции, который ведёт ваше дело. Он мой давний друг, он вам понравится. А уж как ему-то понравится, что он сможет скинуть этот камень с плеч. Я не сомневаюсь в вашей компетенции, но вам светит высшая мера. Выбирайте: смертная казнь или жизнь лабораторной крысы. Простите за резкость, но, по-моему, вы не в том положении, чтобы подозревать меня и разбрасываться деньгами, тем не менее играя в моего благодетеля. Деньги ещё пригодятся вам самому: на вашем месте я бы очень надеялся на алчность тех, от кого будет зависеть ваша жизнь.
Пауль пристально смотрел на этого странного молодого человека. Впервые со времени встречи с Ирен Паулю было кого-то так жалко. «Неужели доктор тоже решил утопиться ради меня?» — злясь, мысленно съязвил он и спросил, разгневанно вглядываясь в глаза доктора:
— Зачем вы меня спасаете? Я вас об этом не просил.
— Окно открыто, можете прыгать. — Виктор вновь сменил тон и небрежно махнул рукой, устало усаживаясь в кресло. — Я вас не держу, как видите. Здесь не высоко, но вам будет вполне достаточно, гарантирую.
— Тогда вас заподозрят в убийстве.
— Да ладно вам, у меня хорошие связи. Если что-то случится, меня здесь не будет ни по каким документам.
– Не шутите так. И не уклоняйтесь от разговора.
– Не шучу. Что с вами происходит? – вновь абсолютно серьёзно спросил Пауль. – Почему вы так стремитесь отвергать шансы, которые вам открываются? Поймите, не хочу тут говорить о себе. В конце концов, я просто работаю.
– А почему вы не принимаете моей помощи?
Виктор напряжённо сдвинул брови.
– Вы считаете, это одно и то же? В моём случае речь не идёт о вопросе жизни и смерти.
— Единственное различие — в ставке, — спокойнее заметил Пауль, также садясь в кресло рядом.
— Принципиальное различие, на мой взгляд. Боюсь вам что-то говорить помимо того, что мне будет жаль моих трудов. Наверняка вы усмотрите и в этом исключительно нелицеприятный смысл. Мне будет жаль вашей жизни. Впрочем, наверное, вас можно поздравить: вы как будто сумели повернуть тяжелейшую ситуацию, в которой вы находитесь, в свою пользу. Как будто очень удачно вписались в игру.
— А вы — нет?
Виктор покачал головой.
— Нет. Я предпочитаю играть в игры, в которых сам устанавливаю правила. Угадывать чужие правила в чужой игре иногда слишком тяжело, да и рискованно.
— С тех пор, как всё это началось, меня не покидает чувство, что я действительно попал в чужую игру, — задумчиво произнёс Пауль. — Нет, даже не в вашу.
— Я восхищаюсь вашим умением стойко и достойно вести эти загадочные игры. — Виктор с пониманием и неподдельным уважением смотрел на него.
Пауль хмыкнул.
— Вы смеётесь.
— Отнюдь. Знаете, именно по причине восхищения я не завидую. Если вы считаете себя принадлежащим к типу обречённых становиться объектом зависти, то считайте меня уникумом, выпадающим из толпы.
Пауль великодушно кивнул.
— Да, пожалуй, вас трудно назвать заурядным человеком.
— Возможно, я задел ваше самолюбие, – продолжал Виктор. – Но у меня есть и своё. Если действительно хотите поблагодарить меня, то в ваших силах сделать для меня нечто очень ценное. Я хотел бы попросить вас... — Виктор замялся, словно ему трудно давались личные признания. — Воспользуйтесь тем шансом, который дали вам судьба и в какой-то степени ваш покорный слуга. Бороться за вас я не перестану, но мне гораздо легче устранить внешние препятствия, чем воевать с вашими внутренними демонами. В конце концов, они не мои.
Пауль невесело задумался.
— Вы точно подметили. Демоны преследуют меня с того самого дня.
— Вам это по плечу, я знаю. Ну, собственно, только вам это по плечу. — Виктор ободряюще закивал.
«Он светлый, – думал Пауль, – удивительно светлый. И как – при всех его отвратительных пороках? При таком самодовольстве, зазнайстве и легкомыслии». И с грустью Пауль подумал, что он сам потерял всё светлое, что было в нём самом. Он как будто уже умер и не воскрес. Паулю стало жаль своей жизни, и он закрыл лицо рукой.
– Я бы хотел, чтобы операцию сделали вы, а не профессор.
Виктор засмеялся.
– Благодарю за высокое доверие, но я предпочитаю остаться в живых. К тому же сейчас я на своём месте и, смею думать, неплохо справляюсь со своей кармической задачей – быть ангелом хранителем. Мне это нравится.
– Будь по-вашему. Делайте, что хотите. Я согласен жить по вашим правилам.
Виктор улыбнулся.
– Это не мои правила, но спасибо. Даю слово, что вы не пожалеете.
Оба двинутые на всю голову, но за то автор их и любит. Если что, слэша здесь нет.
Думаю, не выложить ли куда-нибудь отдельно как ориджинал. В конце концов, вот тут основная линия всего романа.— Есть люди, которые патологически вызывают у других зависть, вовсе не желая этого. Кем бы ни были, что бы ни делали и как бы ни делали, всё равно все вокруг будут злопыхательски коситься на них и скрежетать зубами. Это уж такой тип, который обречён вечно натыкаться на злобу вместо понимания. Горько и отвратительно, но ничего с этим поделать нельзя.
Виктор мягко улыбнулся, его сузившиеся глаза ласково заблестели.
— И вы считаете, что принадлежите к этому типу?
Пауль вздохнул.
— По-моему, вам это очевидно, как никому другому. И, увы, вас это искушение тоже не обошло стороной.
— Вы полагаете?
— Разве не поэтому вы сейчас здесь?
Виктор умильно засмеялся.
— Ну что вы! Вы мне льстите, господин барон. Но продолжайте-продолжайте, прошу. Я вас внимательно слушаю.
читать дальше — Давайте будем откровенны. Вы сейчас здесь не потому, что хотите сохранить наследие профессора. Вы никогда не были его учеником и весьма далеки ото всей его деятельности. И, уж конечно, вы здесь не потому, что беспокоитесь за мои жизнь и здоровье. Вас просто прельщает то, что есть у меня, и чего нет у вас. Вы хотите прибрать к рукам то, что можно прибрать к рукам, и набраться от меня качеств, которых можно набраться. Вы улыбаетесь, смеётесь, смотрите заинтересованно, стараетесь быть приятным и махать вокруг веером в надежде, что перед вами растают. Но вы как пиявка, и цель ваша — просто высосать всё, что можно, из своей жертвы.
— Однако же гирудотерапия очень эффективна при застое крови, ну да не буду утомлять вас медицинскими лекциями.
Пауль пристально посмотрел на него.
— Однако же мне удалось задеть вас.
Поведя бровью, Виктор нежно улыбнулся.
— Нет, что вы. Мне доводилось слышать ещё и не такое, в том числе от вас. Как вашего лечащего врача, меня весьма радует, что вы столь оптимистичны и уверены в себе. Однако вы такого высокого мнения обо мне, что считаете себя моей жертвой, — мне это действительно льстит. Чтобы такой маленький человек, как я, смог прибрать к рукам состояние юриста и дельца вашего уровня... Я всего лишь заурядный медик, сбежавший сюда из столицы, потому что вовремя понял: мне там не выдержать конкуренции, если я хочу занять хоть сколько-нибудь видное место. Вы не представляете, как мне повезло с вами. И вы правы, я не являюсь преемником профессора и его ближайшим учеником. Но он был моим учителем. Вот эта девочка Бетси, – с которой вы имели счастье или несчастье познакомиться весьма близко, – с первого взгляда производит впечатление, мягко говоря, недалёкой. Но она прекрасный учёный, прекрасный врач, прекрасный хирург. И профессор выбрал именно её в свои ученицы. Её, а не кого бы то ни было. И не меня. Надеюсь, вам это о чём-то говорит.
— Слишком уж у вас прекрасна Бетси, — возразил Пауль. — По-моему, она всего лишь прекрасная медсестра: исполнительна и послушна. Потому профессор её и выбрал. Ему не нужны были рядом светила. Ему нужно было самому сиять, а окружающие должны были стать лишь фоном, исполнителями.
Виктор усмехнулся, качая головой.
— О, нет, вы ошибаетесь. Всё было бы слишком просто. Бетси — женщина, причём, очень умная и знающая, когда показывать характер, а когда лишь ассистировать. В том, что характер у неё есть, и весьма твёрдый, вы уже успели убедиться. Между прочим, немаловажное качество для хирурга. И профессор был всё-таки не настолько самолюбив, он очень ценил способных учеников.
— Вы так хорошо знаете его и Бетси?
— Конечно. Надо же как-то держаться на плаву. Раз уж природа не наделила меня способностями, надо как-то компенсировать и натаскивать себя на понимание человеческой сути. Если знать, на какие рычаги нажимать, от людей легче добиться желаемого. Да, я умею улыбаться. И, к счастью, у меня есть ещё и привлекательная внешность. Скажем так, я красив, я прекрасно сложён, и красота моя способна нравиться всем. Я не чураюсь использовать её, когда есть возможности. — Пройдясь по комнате, Виктор присел на край стола и манерно закинул ногу на ногу.
— Это отвратительно, — строго заметил Пауль. — Вы не находите?
Виктор благодарно улыбнулся.
— Вы очень добры. У меня нет выхода.
Обескураженный самокритикой доктора, Пауль какое-то время молчал. Потом серьёзно произнёс:
— Напрасно вы так. Вы не настолько плохой врач и не настолько заурядны. В конце концов, я ещё жив.
— О, это не моя заслуга. Это заслуга профессора, столь не любимой вами Бетси и ваша собственная. Мне ничего особенного не приходится делать. Померить пульс, давление, дать лекарство от аллергии и убедить вас его регулярно применять, потому что при регулярном использовании оно действует. А ещё героически спасти вас от абстинентного синдрома. Для этого даже не надо иметь медицинского образования.
— Вы спасли мне жизнь, — глухо сказал Пауль, отворачиваясь. Он вспомнил про то похмельное утро в квартире над аркой, и ему стало стыдно. — Дважды, как минимум. Я не знаю, сколько раз на самом деле.
Виктор снова улыбнулся.
— Приятно слышать, но давайте об этом забудем. Это пустяки. Я принёс клятву Гиппократа, я не могу отдать своего пациента тем, кто не ограничится лишь измерением у него давления и аускультацией.
— И кто, возможно, пустит его на опыты, — веско добавил Пауль. — Вы перспективный молодой человек, вы хороший, тактичный специалист, хотя безобразно навязчивый собеседник. Вы умны, в конце концов. Скажите мне честно, как это получилось и почему я жив.
Виктор поджал губы и ответил не сразу:
— Я не знаю. Если бы знал, я был бы профессором с мировым именем. Боюсь, что и сам профессор Кернс до конца ничего не понял.
— Вы считаете, это промысел Божий? Вы верите в Него?
Виктор снова помолчал, и Паулю показалось, что доктор растерялся.
— Думаю, тут дело в том, верите ли вы.
— Так говорят, когда не знают, что сказать.
— Я и не знаю, — признался Виктор.
— Ну да. — Пауль скептически хмыкнул. — Эльза верила, и она мертва. Возможно, и Кернс поверил после всего случившегося. И в итоге он тоже мёртв.
— И что?
— Возможно ли, что это не от Него? Возможно, я...
Виктор удивлённо захлопал глазами и, шлёпнув ладонями по коленкам, вскочил, затараторил:
— Так, кажется, я утомил вас разговорами. Дайте вашу руку, я сначала померяю ваш пульс. Оставайтесь здесь, я сейчас быстро сбегаю за инструментами и проведу первичное обследование. Если что, можно и анализы сделать. По-моему, вы не в себе. По-моему, вы явно не в себе. Скажите, вам никто не давал никаких препаратов в моё отсутствие? Посмотрите на меня, мне нужно видеть ваши зрачки. Я никому не позволю пичкать вас всякой дрянью, я давал клятву Гиппократа...
— Перестаньте. — Пауль встал и с упрёком посмотрел ему в глаза.
— Дайте руку, — негромко и вновь серьёзно попросил Виктор.
Пауль подчинился. Виктор осторожно сжал его запястье. У доктора были холодные пальцы, но в середине ладони рука была тёплая, Пауль это почувствовал. Виктор опустил взгляд, его лицо стало сосредоточенным. Доктор считал пульс. Пауль заметил, как мерно дышит Виктор. Было удивительно, как он внутренне спокоен. Паулю даже показалось, что это спокойствие уставшего человека: будто бы на настоящие, не показные волнения уже не было сил. И Пауль вдруг подумал, что сам доктор — настоящий, глубоко искренний, человечный, уставший от него, Пауля, и что никакой другой реальности нет и быть не может.
— Как вы? — спросил Виктор.
— В порядке, спасибо. Вы ведь уже поняли. Ваше рукопожатие на редкость красноречиво.
Успокоенный Виктор молча отпустил его руку.
— Я не привык быть в долгу, — продолжал Пауль. — Я хочу открыть счёт на ваше имя.
Виктор нахмурился, отвернулся и отошёл к столу, взявшись за спинку стула, словно ему надо было на что-то опереться.
— Это ни к чему. Я дорогой врач, у меня много пациентов.
— Но вам не хватает средств, чтобы реализовать ваши амбиции.
— С чего вы взяли?
— Вы сможете бросить сомнительные методы добывания денег. Вы понимаете? Сможете посвятить себя науке. Вместе с Бетси, например. Вы получите доступ к вожделенным архивам профессора.
— Благодарю за веру. Бетси не подпустит меня к архивам, и мы с ней уже попрощались. Она не простит мне вас. Но главное, я не хочу заниматься наукой.
— Чем же хотите? — удивился Пауль.
— Тем, чем занимаюсь.
— Торговать красивой внешностью? Не понимаю, почему вы упрямитесь. Теперь я искренне предлагаю вам помощь. То, к чему вы и шли.
— Благодарю. Но я всё-таки откажусь. Для меня это слишком большая честь. С моим моральным обликом не всё так плохо, поверьте.
Пауля возмутило его легкомыслие.
— Опять сошлётесь на свою клятву? Вы умеете быть искренним, вашим словам сложно не верить, но ваша искренность работает на вашу цель.
— Да, работает. — Обернувшись и сделав шаг к Паулю, честный доктор в упор посмотрел на него.
Упрямство Виктора раздражало Пауля, и, даже если это была очередная провокация, он хотел остудить пылкую самоуверенность доктора, вразумить его и поставить на место.
— Однако вы лукавите, что вам повезло встретить меня. Вы меня выследили и нашли сами. Ваша самопрезентация была настолько неуклюжей — трудно было поверить, что это сделано специально. — Пауль говорил всё жёстче. — Вы задались целью прикарманить и наследие профессора, и мои деньги. Разве не для этого вы здесь? Вам патологически нравится строить оскорблённую невинность. Чего вы этим добиваетесь? Хотите всё?
Виктор скептически скривился и с наигранным удивлением выпучил глаза.
— О, смотря, что вы под этим подразумеваете.
— Не паясничайте.
— Повторюсь, мне лестно ваше мнение обо мне, и, в общем, это ваше право — думать как угодно. Я имею обыкновение получать то, что хочу, простыми способами. А вы рисуете слишком сложную комбинацию, это не в моём стиле.
— Это угроза?
Виктор недовольно поджал губы и твёрдо заявил:
— Да, если хотите, это угроза. Увы, пока мне удаётся отвести полицию от вашего следа. Только по чисто случайному совпадению у меня есть связи с людьми, от которых здесь что-то зависит. А теперь представьте, что некие заинтересованные лица поручают наёмникам найти вас и вовсе не для того, чтобы предать в руки правосудия. Можно этого дождаться, если так хотите. Или, если вы настаиваете, могу вас прямо сегодня познакомить с комиссаром полиции, который ведёт ваше дело. Он мой давний друг, он вам понравится. А уж как ему-то понравится, что он сможет скинуть этот камень с плеч. Я не сомневаюсь в вашей компетенции, но вам светит высшая мера. Выбирайте: смертная казнь или жизнь лабораторной крысы. Простите за резкость, но, по-моему, вы не в том положении, чтобы подозревать меня и разбрасываться деньгами, тем не менее играя в моего благодетеля. Деньги ещё пригодятся вам самому: на вашем месте я бы очень надеялся на алчность тех, от кого будет зависеть ваша жизнь.
Пауль пристально смотрел на этого странного молодого человека. Впервые со времени встречи с Ирен Паулю было кого-то так жалко. «Неужели доктор тоже решил утопиться ради меня?» — злясь, мысленно съязвил он и спросил, разгневанно вглядываясь в глаза доктора:
— Зачем вы меня спасаете? Я вас об этом не просил.
— Окно открыто, можете прыгать. — Виктор вновь сменил тон и небрежно махнул рукой, устало усаживаясь в кресло. — Я вас не держу, как видите. Здесь не высоко, но вам будет вполне достаточно, гарантирую.
— Тогда вас заподозрят в убийстве.
— Да ладно вам, у меня хорошие связи. Если что-то случится, меня здесь не будет ни по каким документам.
– Не шутите так. И не уклоняйтесь от разговора.
– Не шучу. Что с вами происходит? – вновь абсолютно серьёзно спросил Пауль. – Почему вы так стремитесь отвергать шансы, которые вам открываются? Поймите, не хочу тут говорить о себе. В конце концов, я просто работаю.
– А почему вы не принимаете моей помощи?
Виктор напряжённо сдвинул брови.
– Вы считаете, это одно и то же? В моём случае речь не идёт о вопросе жизни и смерти.
— Единственное различие — в ставке, — спокойнее заметил Пауль, также садясь в кресло рядом.
— Принципиальное различие, на мой взгляд. Боюсь вам что-то говорить помимо того, что мне будет жаль моих трудов. Наверняка вы усмотрите и в этом исключительно нелицеприятный смысл. Мне будет жаль вашей жизни. Впрочем, наверное, вас можно поздравить: вы как будто сумели повернуть тяжелейшую ситуацию, в которой вы находитесь, в свою пользу. Как будто очень удачно вписались в игру.
— А вы — нет?
Виктор покачал головой.
— Нет. Я предпочитаю играть в игры, в которых сам устанавливаю правила. Угадывать чужие правила в чужой игре иногда слишком тяжело, да и рискованно.
— С тех пор, как всё это началось, меня не покидает чувство, что я действительно попал в чужую игру, — задумчиво произнёс Пауль. — Нет, даже не в вашу.
— Я восхищаюсь вашим умением стойко и достойно вести эти загадочные игры. — Виктор с пониманием и неподдельным уважением смотрел на него.
Пауль хмыкнул.
— Вы смеётесь.
— Отнюдь. Знаете, именно по причине восхищения я не завидую. Если вы считаете себя принадлежащим к типу обречённых становиться объектом зависти, то считайте меня уникумом, выпадающим из толпы.
Пауль великодушно кивнул.
— Да, пожалуй, вас трудно назвать заурядным человеком.
— Возможно, я задел ваше самолюбие, – продолжал Виктор. – Но у меня есть и своё. Если действительно хотите поблагодарить меня, то в ваших силах сделать для меня нечто очень ценное. Я хотел бы попросить вас... — Виктор замялся, словно ему трудно давались личные признания. — Воспользуйтесь тем шансом, который дали вам судьба и в какой-то степени ваш покорный слуга. Бороться за вас я не перестану, но мне гораздо легче устранить внешние препятствия, чем воевать с вашими внутренними демонами. В конце концов, они не мои.
Пауль невесело задумался.
— Вы точно подметили. Демоны преследуют меня с того самого дня.
— Вам это по плечу, я знаю. Ну, собственно, только вам это по плечу. — Виктор ободряюще закивал.
«Он светлый, – думал Пауль, – удивительно светлый. И как – при всех его отвратительных пороках? При таком самодовольстве, зазнайстве и легкомыслии». И с грустью Пауль подумал, что он сам потерял всё светлое, что было в нём самом. Он как будто уже умер и не воскрес. Паулю стало жаль своей жизни, и он закрыл лицо рукой.
– Я бы хотел, чтобы операцию сделали вы, а не профессор.
Виктор засмеялся.
– Благодарю за высокое доверие, но я предпочитаю остаться в живых. К тому же сейчас я на своём месте и, смею думать, неплохо справляюсь со своей кармической задачей – быть ангелом хранителем. Мне это нравится.
– Будь по-вашему. Делайте, что хотите. Я согласен жить по вашим правилам.
Виктор улыбнулся.
– Это не мои правила, но спасибо. Даю слово, что вы не пожалеете.
@темы: Роман, Жызня, Творчество
-
-
09.05.2013 в 12:02Только хочется всё сначала, а то я не въезжаю, что откуда взялось и почему так, а не эдак.))))
-
-
10.05.2013 в 14:45Спасибо!
А, с начала там много. Кое-что висит в теме «Роман». Но я старалась писать так, чтобы можно было читать с любого места.
пастинаблюдать. Ну, вот как-то так.-
-
10.05.2013 в 18:28ты всё запутал ещё сильнее!>_<Ну, вроде всё понятно.)))
Ладно, потыкаю на эту ссылочку.))))
-
-
10.05.2013 в 22:07ты всё запутал ещё сильнее!>_<Ы-хы-хы, я коварный,
Ага, спасибо большое.))) Жду комментов, если что в глаза бросится.
Ничё, планирую подредактировать и дописать роман, тогда всё будет понятнее.
-
-
10.05.2013 в 22:40АСЯ-ЯСА, хорошо.)))))
-
-
11.05.2013 в 02:44