Если у тебя есть гештальт, закрой его.
Кажется, начинаю понимать, почему многое из Гранады прошло мимо меня. Как-то привыкла с 16 лет смотреть на Бретта как на кавайную няку влюблёнными глазами – даже когда он старый, толстый и больной. Особенно, когда он старый, толстый, больной и его так жалко! И хочется взять его на ручки.
Смотреть только на него, а не слушать и вдумываться.
В фильме существуют как бы два параллельных мира: один – мир почти мистического ужаса и кошмаров, другой – абсолютно реальный, жизнь «в настоящем», где есть место и прагматизму, и страстям, и даже иронии. И оба мира переплетены, взаимосвязаны и не существуют один без другого. Путь из одного мира в другой – через преступление и страдания.
Только сейчас задумалась, зачем в «Холостяке» радуга. Она на картине с видом Рейхенбаха, на письме дамы под вуалью редактору, на рисунках Холмса, на Уотсоне, который пришёл к нему. Может, это свет – символ надежды. Когда на Бейкер-стрит приходит женщина под вуалью, на потолке в гостиной лежат блики, на лицах словно пульсирует странный жёлтый свет, как-то не слишком похожий на свет от камина. Впрочем, когда Роберт душит Гетти, на их лицах тоже озарены светом. Когда Холмс раскрывает решётку тюрьмы леди Хелены и приходит к ней на помощь, за его спиной тоже льётся свет.
Холмс с предельной откровенностью рассказывает Уотсону о своём кошмаре. И несмотря на больший интерес Уотсона к его питанию, нежели к сути его слов, Холмс оживает. Рассказ о своих переживаниях часто помогает взглянуть на них с другой стороны. Доктор как будто одним своим появлением вытаскивает Холмса из мира кошмаров и видений. И Холмс меняется, возвращаясь к привычному, обоснованному и «здравому» способу мыслей. Расследование в привычном понимании с появлением Уотсона и начинается. «Возможно, будущее вокруг нас», – слова уже не тронувшегося умом мистика, а логика.
Пьетта – почему-то возникает ассоциация, когда Холмс держит на коленях поднятую из ямы леди Хелену над трупом её мучителя.
P.S. На эпизоде о «схватке за Гетти» меня немного улыбнуло от некого сходства с пафосными триллерами о маньяках, ну да ладно.
P.P.S. Вспомнилось, что во время оно смотрела эту серию по телевизору два раза – один раз дома в компании родителей, другой в гостях у Майи. Майя со смешком (сдаётся мне, она тоже Гексли) заметила, что, когда леди Хелена прижимается к спасшему её Холмсу, он, вроде как, подозрительно хладнокровен, хотя я бы так не сказала. А матушка покачала головой: «Ну уж какого-то прям ненормального из Холмса сделали: все эти рисунки, видения...»

В фильме существуют как бы два параллельных мира: один – мир почти мистического ужаса и кошмаров, другой – абсолютно реальный, жизнь «в настоящем», где есть место и прагматизму, и страстям, и даже иронии. И оба мира переплетены, взаимосвязаны и не существуют один без другого. Путь из одного мира в другой – через преступление и страдания.
Только сейчас задумалась, зачем в «Холостяке» радуга. Она на картине с видом Рейхенбаха, на письме дамы под вуалью редактору, на рисунках Холмса, на Уотсоне, который пришёл к нему. Может, это свет – символ надежды. Когда на Бейкер-стрит приходит женщина под вуалью, на потолке в гостиной лежат блики, на лицах словно пульсирует странный жёлтый свет, как-то не слишком похожий на свет от камина. Впрочем, когда Роберт душит Гетти, на их лицах тоже озарены светом. Когда Холмс раскрывает решётку тюрьмы леди Хелены и приходит к ней на помощь, за его спиной тоже льётся свет.
Холмс с предельной откровенностью рассказывает Уотсону о своём кошмаре. И несмотря на больший интерес Уотсона к его питанию, нежели к сути его слов, Холмс оживает. Рассказ о своих переживаниях часто помогает взглянуть на них с другой стороны. Доктор как будто одним своим появлением вытаскивает Холмса из мира кошмаров и видений. И Холмс меняется, возвращаясь к привычному, обоснованному и «здравому» способу мыслей. Расследование в привычном понимании с появлением Уотсона и начинается. «Возможно, будущее вокруг нас», – слова уже не тронувшегося умом мистика, а логика.
Пьетта – почему-то возникает ассоциация, когда Холмс держит на коленях поднятую из ямы леди Хелену над трупом её мучителя.
P.S. На эпизоде о «схватке за Гетти» меня немного улыбнуло от некого сходства с пафосными триллерами о маньяках, ну да ладно.

P.P.S. Вспомнилось, что во время оно смотрела эту серию по телевизору два раза – один раз дома в компании родителей, другой в гостях у Майи. Майя со смешком (сдаётся мне, она тоже Гексли) заметила, что, когда леди Хелена прижимается к спасшему её Холмсу, он, вроде как, подозрительно хладнокровен, хотя я бы так не сказала. А матушка покачала головой: «Ну уж какого-то прям ненормального из Холмса сделали: все эти рисунки, видения...»
А интересная там символика света, ага. Надо будет пересмотреть. И ещё пересмотреть. И добить мою ИМХУ.
Ага, любопытно насчет радуги
Erno
И добить мою ИМХУ. А именно?
Очень интересно.
Спасибо!
Erno
Надо будет пересмотреть. И ещё пересмотреть. И добить мою ИМХУ.
Да-а-а!
Слова в строку не складываются, хоть убейся.
helen stoner
Я как-то не переживаю, что Бретт меняется, глаза остаются прежними...
А мне он вообще порой изменившимся больше нравится.
И мягче как-то стал, что ли... Не знаю.
Мягче?
Erno
Мне кажется, да.
Хотя резким всё равно порой бывает.
Всякий человек резким бывает иногда
Ага, всякий.
Наверно.