«Сыворотка правды»

[АСЯ-ЯСА]

Виктор прошёлся к газетному киоску, взял свежий номер и, довольно читая передовицу, вернулся к нам.
— Меня всегда занимала одна проблема: как заставить преступника признать свою вину?
— Если будешь плохо себя вести, ты рискуешь это узнать, — улыбнулась Элеонор. — Я думаю, у полиции есть разные методы.
Наш друг фыркнул.
— Выбивать показания? Конечно, кто-то сломается и даже оговорит себя. Но есть преступники — особенно с психопатическим складом личности, — которых расколоть очень трудно. Они способны выдержать даже насилие и закрыться перед любым давлением. Можно вспомнить целый сонм религиозных мучеников. С точки зрения медицины, они все психопаты.
Элеонор вновь мило улыбнулась и взяла его под руку.
— Ты слишком жесток в своём рационализме. Мученикам нельзя ставить диагнозы, это святотатство. Не говоря уже о том, что их нельзя сравнивать с преступниками. Или тебе нравится думать, что, банально преступив закон, ты получишь шанс уподобиться святым?
— Нет, как раз нет. Но меня беспокоит, что делать с теми, кому нравится так думать. Человеческая природа всегда едина, будь ты хоть грешник, хоть праведник. Позиция жертвы всегда более выигрышная, чем позиция палача. Не так ли? Но кто-то же должен карать зло. — Виктор ласково улыбнулся и дотронулся до её руки в перчатке. Тот, кто не слышал их беседы, наверное, подумал бы, что жених и невеста воркуют о предстоящей свадьбе.
— В твоём возрасте уже перестают муссировать столь отвлечённые темы и начинают интересоваться гораздо более насущными вещами.
— Для меня это вполне насущно. Вдруг мне удастся совершить грандиозное открытие в криминалистике? Моим именем назовут целую школу, и я буду гастролировать по свету, оставляя учеников на всех континентах. А? Как, неплохо?
— Мечтать не вредно, даже для тех, кто настолько тщеславен.
Виктор вздохнул.
— О, тщеславие… Какой в нём толк, если ты не можешь решить даже такой простой задачи? Понятно ведь, что в теории это нетрудно. Лишь в теории.
— Может быть, сыворотка правды? — предположила я.
Он грустно покачал головой.
— Её не существует. Всё, что подаётся как «сыворотка правды» — просто химикаты, затуманивающие сознание. От человека в подобном трансе ничего нельзя добиться, кроме наркотического бреда. Но разве что, наркотик можно заменить гипнозом.
— Гипнозом? — удивилась Элеонор. — И что это даст? По-моему, гипноз полностью отрицает презумпцию невиновности. А точнее, утверждает презумпцию виновности. Ведь под воздействием чужой воли любой беззащитен и любого можно заставить сказать что угодно: и правду, и ложь.
Виктор хитро засмеялся и отрицательно покачал пальцем.
— Э, нет. Совершенно типичное заблуждение профанов. Искусство в том, чтобы дать пациенту правильные установки. С одной стороны, в состоянии транса он не сможет лгать, а с другой, не сможет отказаться отвечать или что-то утаить. Это идеальное свидетельство, поверь мне.
— И что, ты обладаешь таким искусством?
— Я нет, к сожалению.
— Почему-то я так и думала, — снисходительно кивнула Элеонор. — Значит, всё это лишь твои фантазии.
— Ошибаешься, никакие это не фантазии, — горячо сопротивлялся наш друг. — Если бы я мог такое вообразить, это был бы мой метод! Увы, я всё видел своими глазами на сеансах профессора Штольцберга. Сеансы были закрытые, обман полностью исключается. Вернее, это была серия следственных экспериментов. Пациенты говорили такое, что никто не мог знать заранее, а порой и предвидеть!
— Как же ты попал на серию закрытых следственных экспериментов? — усомнилась Элеонор.
Он внезапно опустил взгляд и как будто в смущении.
— Ну, у меня свои связи. Мне же нужен там свой человек, в конце концов.
Странный смех Элеонор насторожил меня.
— Ладно-ладно, твоё дело, можешь не оправдываться, — разрешила она благодушно и потрепала его рукав.
— Если бы профессор взял меня в ученики, я бы знал, что делать. Я бы многого добился, — прибавил наш мечтательный друг.
— Охотно поверю, что даже слишком многого.
— Ну, если ты считаешь, что раскрыть преступление — это слишком многое… — Он взглянул на статью в газете и возмущённо постучал в неё ногтями, будто она не давала ему покоя. — Вот я же знаю, что эта негодяйка убила своего любовника. Если бы только я мог это доказать и подкинуть полиции факты!
— Почему ты её подозреваешь?
— Потому что вижу, что она лжёт. Она утверждает, что покушались на неё, а он заслонил её собой. Но это не так! Выстрел был произведён с близкого расстояния. Максимум несколько метров. Промахнуться или перепутать фигуры было весьма трудно. Это произошло ночью, но на улице горели фонари, было достаточно светло. К тому же, стреляли в спину, а любовник шёл впереди.
— С чего ты так решил?
— С того, что он упал вперёд. На землю, а не на свою подругу.
— Но они могли идти рядом. Или на значительном расстоянии.
— Именно так она и говорит, но она лжёт. Она видела, как он падает, и подбежала к нему. Проговорилась в начале.
— И что? Это может ничего не значить, — сказала я.
— Может, но не в данном случае. Потом она свои показания слегка подкорректировала. В свою пользу, разумеется.
— По-моему, это как раз самое надёжное свидетельство невиновности несчастной девушки, — возразила Элеонор. — Если бы он была виновна, она всё обдумала бы заранее и в её словах не было бы совершенно никаких несоответствий. Да и какой, скажи на милость, у неё мотив?
— А мотив простой: месть из-за несчастной любви. Просто она узнала, что её любовник был также любовником её матери.
Элеонор от души рассмеялась.
— Из-за этого не убивают!
— Почему не убивают? — насупился Виктор. — Ревность — не мотив, что ли?
— Ты совсем не знаешь женщин, мой милый. Можно найти миллион способов отомстить мужчине, и убийство будет самым гуманным из них.
Виктор скорчил такую рожу, как будто его попотчевали чем-то неимоверно кислым.
— Жду не дождусь, когда ты меня просветишь.

@темы: Эмма, Роман