Профан или провидец.

[АСЯ-ЯСА]

– Чёрт знает что, – пробормотал Жозе, обратив на себя наши взоры.
– И что же? – подхватил Виктор, будто лишь побуждая к общению, но без интереса.
– Uno scandaletto. Каждая инициированная профессором Максимильяном дискуссия превращается в постыдный истерический карамболь.
Виктор снисходительно возвёл очи.
– Профессор всего лишь делает себе имя. Ну, или громкое имя делает его характер откровенно дурным. – Он вдруг вскочил и перепрыгнул на другую сторону дивана, подсев к Жозе. Тот хотел было свернуть журнал и отстраниться, но Виктор, легонько придержал его руку и, склонившись к плечу, прочёл: – «Крайне прискорбен тот факт, что выводы, которые господин Беллини честолюбиво стремится представить открытием века, свидетельствуют лишь о его тотальной неосведомлённости в области феноменологической термодинамики. Нет ничего удивительного в том, что имена Карно и Фурье – пустой звук для адепта сомнительных алхимических манипуляций».
– Пусть «алхимические манипуляции», – смущённо проворчал Жозе, – но с чего он взял, что я претендую на «открытие века»? Чушь полная!
Виктор выпрямился и лукаво поднял брови.
– Есть такой термин в психоанализе – «невроз переноса». Более простым языком – у кого что болит. Увы, профессор являет собой клинический случай.
– Это ещё не всё. Последнее дело – узнавать о своём научном оппоненте из бульварной прессы. – Жозе сердито и беспомощно тряхнул городской газетой.
– Оппонент, скорее, антинаучный, – скромно поправил Виктор и стал читать: – «Крайне прискорбен тот факт, что господину Максимильяну не знакомы труды нобелевского лауреата, профессора Вальтера Нернста, а также профессора Константина Каратеодори, в противном случае господин Максимильян догадался бы, что изыскания господина Джузеппе В. Беллини суть попытка практического применения изложенных ими теорий. Если невозможно изобрести вечный двигатель, почему бы не переформулировать задачу и не изобрести неисчерпаемое топливо? Масштаб этой проблемы ещё недооценён…»
– Откуда?! – вскипел Жозе, но внезапно весь сжался и зашептал: – Откуда какой-то писака знает о топливе? Я ни с кем не говорю о своей работе, кроме вас двоих.
Тут я забеспокоилась. Если Жозе подозревал, что мы с Виктором разболтали его секрет, он заблуждался. Мне стыдно было признаться, но я многое из того, о чём говорили мои друзья, просто не понимала, – не потому что я женщина, а потому что у меня не было их образования. Часто звучало странное слово «непредельные», но я понятия не имела, что это такое, и стеснялась переспрашивать. Интеллектуал скорее простит и оправдает полное моральное разложение, чем невежество. А что касалось Виктора, уж на его молчание всегда можно было положиться. При всей внешней говорливости он был едва ли не более закрыт и замкнут, чем Жозе, и я поклялась бы, что вытащить из Виктора какую-либо тайну, тем более чужую, невозможно. Больше всего меня беспокоило, как, зная упрямство Жозе, переубедить его, если он уже начал несправедливо подозревать лучшего друга.
Однако Виктор спокойно повёл плечами.
– Это же очевидно. Если углеводороды – следовательно, топливо. Разумеется, никаких других вариантов нет и быть не может. Ум газетчиков спекулятивен, они культивируют поверхностные идеи, потому что именно это востребовано и доступно пониманию массового читателя.
– Чёрт с ним, с Максимильяном, он ответил на мои тезисы в научном журнале, – не слушая, ворчал Жозе. – Кстати, у нас обоих ни слова про топливо. Но почему эта статейка появляется едва ли не раньше максимильяновской? Не хватало только общественной полемики. Зачем этот издевательский тон? Не знаю, кто и с какой целью раздувает скандал и для чего нужно так нахваливать меня. Ещё не известно, какое ругательство хуже – «профан» или «провидец». Надо написать этому журналистишке по имени Эктор Филль и объяснить ему, что есть сведения, не подлежащие разглашению, и не только из соображений секретности, а потому что обыватели не в состоянии понять того, что для них не предназначено.
Виктор усмехнулся.
– Бесполезно. Объяснять такое журналисту – всё равно что махать красной тряпкой перед носом быка. Да и скорее всего Эктор Филль – псевдоним. Возможно, коллективный. Никто из вменяемых родителей своего ребёнка так не назовёт. Если написать в редакцию, они с удовольствием опубликуют твоё письмо на первой полосе. И представляешь, какую истерику закатит Максимильян из-за того, что ты почтил своим вниманием их, а не его?
Жозе помрачнел и в отчаянии закрыл руками лицо. А выдохнула и попыталась успокоить:
– Всё обойдётся, не расстраивайся, пожалуйста. В конце концов, кто бы ни был этот Эктор Филль, он на твоей стороне.
Виктор кивнул и похлопал Жозе по плечу.
– Согласен. Дело, которое ты делаешь, выше грызни в печати.
Жозе опустил руки и мрачно повесил голову.
– Такие союзники, как он, хуже оппонентов, как Максимильян.
Меня поразил его потерянный вид, я не знала, что возразить, как ещё ободрить. Но Виктор нашёлся:
– Предоставь ему возможность взять удар на себя. Пусть они воюют с Маскимильяном. Разве тебя это касается? Не исключено, что Максимильян сам нанял этого писаку и сам подсунул ему текст, чтобы прорекламировать свою гениальную научную статью. Такой финт принесёт ему лишь одиозную славу, но пусть бедняга порадуется хоть немного. Разговоры с самим собой – это, знаешь ли, весьма тревожный симптом. – Он значительно потряс указательным пальцем.
Жозе вздохнул и задумался, кажется, начиная успокаиваться.

@темы: Эмма, Роман