Если у тебя есть гештальт, закрой его.
Он отпустил мою руку, лишь когда приволок меня на бульвар и мы пошли тихим шагом.
– Прости. Не хочу встретить её мужа, он с минуты на минуту заявился бы. – Спрятав руки в карманы, Виктор успокоился и задумчиво поглядел на белесовато-розовое предсумеречное небо.
Я пожала плечами и тоже убрала руки в карманы.
– Да, ничего. Спасибо, напомнил про дежурство. У меня даже вылетело из головы, пока смотрела на вас.
– Всегда к твоим услугам. Зови меня просто – агенда.
– Уж наверно, Пьеру не понравилось бы, как ты обнимался с его женой. Впервые вижу, чтобы ты падал перед женщиной на колени, – продолжала я. – Как ты так можешь – спокойно подойти, улыбнуться, приложиться к ручке? Старомодно, но подкупает. Почему же у тебя получается? Это нечестно.
Он достал из-за пазухи щегольской золотой портсигар, вынул дешёвую папиросу, сжал её совсем утончившимися губами, и она тут же недовольно запрыгала в такт его ворчания.
– Ради работы ещё и не так упадёшь, и не только перед женщиной.
– Чем они занимаются? – задумалась я. – Богемная жизнь дорого стоит. Где они деньги берут?
– Не знаю. – Он спрятал портсигар, нащупал коробок в кармане брюк и прикурил, повернувшись ко мне, чтобы ветер дул в спину. Красноватый огонь высветил узкое хмурое лицо, но только я начала вглядываться, Виктор быстро погасил спичку и, забросив её в ближайшую урну, а коробок сунув обратно в карман, снова отвернулся. – Хотел бы я, чтобы они поделились со мной секретами.
– Ты же набиваешься к ним в долю. И не знаешь, чем они занимаются? – усомнилась я.
– Ну, я знаю, что чем-то очень прибыльным. Этого достаточно. Да и насчёт женщин всё несложно. Женщина как собака: просто так никогда не укусит.
Мне стало тоскливо, даже обидно. Ведь я женщина, если он вдруг не заметил. Пусть я как собачонка бегала за своей любовью, но почему же он, едкий циник, так спокойно мог получить то, что на чёрта ему не надо? Конечно, ни о какой романтики между ним и Элеонор не было и речи, но она же всё равно уступила ему!
Оранжевый огонёк его папиросы светился будто частичка заката – какой-нибудь драгоценный камешек, отражающий в гранях солнце. Я вспомнила, как в детстве мне всегда хотелось потрогать такой огонёк, когда папа курил.
– Ну, что за гадкие папиросы ты опять смолишь? Дай-ка мне! Я тоже хочу эту дрянь! – Привстав на цыпочки, я выхватила у Виктора изо рта ломкое бедняцкое курево и хотела затянуться.
– Чего? Ты ещё маленькая, – возмутился он и, вмиг отняв у меня заветный трофей, поднял его высоко вверх.
– Я маленькая?! Я взрослая самостоятельная женщина! Да это ты, вон, вымахал с версту! А ну, отдай! Живо! Сейчас же отдай! – Уцепившись за его поднятую руку и подпрыгивая изо всех сил, я потянулась к недосягаемой папиросе. Но тут сообразила, что проще будет вытащить портсигар и спички из его карманов. Быстрым движением я запустила правую руку ему за пазуху с намерением хорошенько там пошарить, а левой стала щупать правый карман его брюк.
читать дальше
– Прости. Не хочу встретить её мужа, он с минуты на минуту заявился бы. – Спрятав руки в карманы, Виктор успокоился и задумчиво поглядел на белесовато-розовое предсумеречное небо.
Я пожала плечами и тоже убрала руки в карманы.
– Да, ничего. Спасибо, напомнил про дежурство. У меня даже вылетело из головы, пока смотрела на вас.
– Всегда к твоим услугам. Зови меня просто – агенда.
– Уж наверно, Пьеру не понравилось бы, как ты обнимался с его женой. Впервые вижу, чтобы ты падал перед женщиной на колени, – продолжала я. – Как ты так можешь – спокойно подойти, улыбнуться, приложиться к ручке? Старомодно, но подкупает. Почему же у тебя получается? Это нечестно.
Он достал из-за пазухи щегольской золотой портсигар, вынул дешёвую папиросу, сжал её совсем утончившимися губами, и она тут же недовольно запрыгала в такт его ворчания.
– Ради работы ещё и не так упадёшь, и не только перед женщиной.
– Чем они занимаются? – задумалась я. – Богемная жизнь дорого стоит. Где они деньги берут?
– Не знаю. – Он спрятал портсигар, нащупал коробок в кармане брюк и прикурил, повернувшись ко мне, чтобы ветер дул в спину. Красноватый огонь высветил узкое хмурое лицо, но только я начала вглядываться, Виктор быстро погасил спичку и, забросив её в ближайшую урну, а коробок сунув обратно в карман, снова отвернулся. – Хотел бы я, чтобы они поделились со мной секретами.
– Ты же набиваешься к ним в долю. И не знаешь, чем они занимаются? – усомнилась я.
– Ну, я знаю, что чем-то очень прибыльным. Этого достаточно. Да и насчёт женщин всё несложно. Женщина как собака: просто так никогда не укусит.
Мне стало тоскливо, даже обидно. Ведь я женщина, если он вдруг не заметил. Пусть я как собачонка бегала за своей любовью, но почему же он, едкий циник, так спокойно мог получить то, что на чёрта ему не надо? Конечно, ни о какой романтики между ним и Элеонор не было и речи, но она же всё равно уступила ему!
Оранжевый огонёк его папиросы светился будто частичка заката – какой-нибудь драгоценный камешек, отражающий в гранях солнце. Я вспомнила, как в детстве мне всегда хотелось потрогать такой огонёк, когда папа курил.
– Ну, что за гадкие папиросы ты опять смолишь? Дай-ка мне! Я тоже хочу эту дрянь! – Привстав на цыпочки, я выхватила у Виктора изо рта ломкое бедняцкое курево и хотела затянуться.
– Чего? Ты ещё маленькая, – возмутился он и, вмиг отняв у меня заветный трофей, поднял его высоко вверх.
– Я маленькая?! Я взрослая самостоятельная женщина! Да это ты, вон, вымахал с версту! А ну, отдай! Живо! Сейчас же отдай! – Уцепившись за его поднятую руку и подпрыгивая изо всех сил, я потянулась к недосягаемой папиросе. Но тут сообразила, что проще будет вытащить портсигар и спички из его карманов. Быстрым движением я запустила правую руку ему за пазуху с намерением хорошенько там пошарить, а левой стала щупать правый карман его брюк.
читать дальше