Теперь понимаю, почему эта книга бросилась мне в глаза в магазине и почему я её вообще заметила: на обложке почти Михаил Кузмин. Я ещё подумала: «О, нет! Неужели это портрет самого Хаксли!»

Прочла первую главу «Жёлтого Крома», начала вторую.
Сразу заметен акцент на внутренних ощущениях, настроении, переживаниях героя. Окружающий мир в романе подаётся как бы сквозь призму настроения героя. В духе:
«На самом верху пологого холма, по которому шла дорога от станции, он заметил, что хорошее настроение возвращается».
Честно, когда прочитала первую часть фразы «на самом верху пологого холма, по которому шла дорога от станции, он заметил, что...» – ожидала, что герой что-то увидит с этой самой вершины холма. Ну, логично, что с холма открывается какой-то вид. А тут, оказывается, про настроение.
Читатель как бы видит мир глазами героя. В речи от автора часто встречаются вкрапления мыслей самого героя, например:
«Какое право он имел нежиться на солнце, занимать угловые места в вагоне третьего класса, вообще жить? Никакого, никакого, никакого...»
«Это было частью его теории физической культуры. В один прекрасный день можно встать в шесть утра и покатить в Кенилворт или в Страфорд-он-Эйвон – куда угодно».
«Есть ли хоть один французский роман, в котором не встречалось бы это выражение? Когда-нибудь он, Дэнис, быть может, составит словарь для нужд романистов».
Получается, что образ героя и автора несколько сливаются. Ну да, герой-автор-читатель – единая цепь идентификации. Вообще рассказ ведётся так, что везде спокойно можно заменить «он» на «я» и получить повествование от первого лица.
Как-то мне не очень такой приём нравится: при попытке добиться «эффекта присутствия» возникает впечатление, что повествование лишено объективности. Меня в «Лонгитюде» когда-то порой тоже тянуло смешивать слова от автора и мысли героя, но потом поняла, что так не получится уделять одинакового внимания нескольким героям и что придётся дополнительно разграничивать позицию автора и позицию героя, которые далеко не всегда совпадают.

Странно, но, когда читаю у Хаксли описание пейзажа и вообще всего, что героя окружает, картинка в воображении не рисуется. Только образ абстрактной железнодорожной станции, а затем зелёных полей, природы. А ведь автор явно пытался детально нарисовать пейзаж, раз посвятил ему несколько страниц. Поэтому есть некоторое разочарование: всё-таки думала, что мне будет интереснее читать.
Однако по первым страницам – чую, если бы события романа надо было описывать мне, построение действия я бы сделала таким же.

В начале второй главы обратила внимание на слова «отделанная панелями гостиная» и вспомнила про «отделанный панелью кабинет» (или кабинет, где отделывают так, что он уже превратился в одну большую панель). Всё-таки какой-то штамп. Ну, Хаксли можно, в конце концов, он давно писал, когда это ещё не стало штампом, а теперь так писать немного странно.

Ну, посмотрим, что будет дальше.