– Почему, почему все от них отвернулись? Адвокат испугался, бросил дело, многочисленные друзья и знакомые все как один их предали. Я написала вам список на восемь листов, и никто из этого списка даже пальцем не пошевелил, чтобы побороться за товарищей. Ни слуху ни духу! Что происходит? Даже Виктор внушает мне, что я не должна им помогать.
Инспектор хмыкнул.
– Вы уже им помогли. Конечно, адвокат взял самоотвод. Обвинительный приговор стал бы крахом для его карьеры. Столько усилий – надеюсь, они получат не меньше двадцатки на нос.
– Рассуждаете так же ужасно, как Виктор, которого вы якобы не знали. Пусть у него свои мотивы. Пусть вы хотите заработать себе имя на громком деле. Но даже… даже она написала, что они-де ей угрожали, держали меня в заложниках и она-де была вынуждена порвать со мной, чтобы мне сохранили жизнь. Это что? Это что, я вас спрашиваю! Это же бред! Может, в том, что пошёл дождь, тоже они виноваты? Видели бы вы, как тяжело, как мучительно мы расставались, ненавидя друг друга за то, за что недавно полюбили. Это что, была игра? Притворство? Ну, скажите честно!
Крайне озадаченный, Бертье надул щёки и выдохнул, избегая встречаться со мной взглядом.
– По-видимому, вы должны были поверить, что она сделала это ради вас.
– Зачем?!
– А зачем делаются все величайшие глупости? Ради любви.
Можно было подумать, много он в ней понимал!
– И ради какой же любви вы у вас принято имитировать почерк свидетелей? Ради любви к званию комиссара?
Бертье недовольно и строго взглянул на меня.
– Вы узнали её почерк, он подлинный. Идти на сделку и диктовать нужные показания, чтобы перевести подозреваемого в разряд свидетелей, – это не мой метод. Есть у нас один ловкач, а я не мастер договариваться с преступниками и подлизываться к прокурору.
– А вы как будто завидуете, – усмехнулась я.
– Совсем чуть-чуть, – неожиданно кивнул он. – И всё-таки я из принципа буду отстаивать единую версию следствия.
– Из какого же принципа? Плевать на свою совесть ради почестей?
– Нет, из принципа справедливости. Вы должны были поверить, что она всё ещё любит вас. И возможно, в глубине души поверили. Вам ведь этого хотелось.
Я покачала головой.
– Может, я дура, но не настолько же. Сразу видно, что вам никогда не разбивали сердца, инспектор. Никто меня не любит и никогда не сможет полюбить. Это единственный непреложный факт во всём деле. А если вы опять будете твердить мне про любовника, я скажу: браво! Он обвёл вас вокруг пальца.
– А манипулирует он вами, как настоящий любовник, – проворчал Бертье. – Что с его стороны двойное свинство.
– О, прекратите. Знаете, я уже охотно поверю, что у хороших полицейских дурное чувство юмора.
Инспектор так серьёзно и даже торжественно взглянул на меня, будто хотел убедить, что никакого чувства юмора у него нет вообще.
– Что бы вы обо мне ни думали, он вас больше не обманет. Посмотрим, что можно будет сделать для ваших друзей.