– Как вовремя ты смылся. Что, знал о расследовании?
– С законом шутки плохи, – отрезал Виктор, не глядя на меня. – Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, к чему всё идёт.
– И ты предпочёл не предупредить, а скорее смыться, чтобы тебя тоже не замели? Как благородно!
– Нет, я уехал, чтобы обеспечить охрану родителей. Благородно или нет, но я всё равно должен был это сделать.
– Стрелять, надеюсь, не пришлось? – пошутила я, вспомнив кобуру под его пиджаком в тот день, когда мы прощались.
– К счастью, нет.
– Что, боялся промазать?
– Боялся попасть. – Он явно не был настроен веселиться, и язвительность, похоже, на него не действовала.
– Высокий предлог, не подкопаешься. С чего ты вообще взял, будто есть какая-то угроза твоим родителям? Любишь придумывать себе врагов? Элеонор намекала, но я даже не могла допустить, что это может оказаться правдой.
– У меня фантазии не хватит что-то придумывать. Ты словно забыла, как собиралась в одиночку нападать на бандитов, которые с ножами лезли на нас. Кто они, враги? Нет, просто хулиганьё, часть мира, в котором мы живём. Во всяком случае я.
– Напрасно прибедняешься. Зато у тебя хватило фантазии назвать меня своим телохранителем, и самое странное – все поверили.
– Когда ты безоружен, ещё и не в такое заставишь поверить, чтобы спастись.
Я подступила к нему и пристально заглянула в глаза.
– Мы ведь поможем Элеонор и Пьеру, правда?
– Не думаю, что это целесообразно, – с душераздирающим спокойствием ответил он. – От них даже адвокат отказался.
– Как отказался?
– Как честный человек.
– При чём тут «честный человек»? – возмутилась я. – Он адвокат, ему за это платят. Даже виновным полагается защита, а что уж говорить о наших друзьях, которые ничего плохого никому не сделали!
Виктор вздохнул и как-то грустно посмотрел на меня.
читать дальше– Не уверен. С его точки зрения всё абсолютно правильно: зачем портить себе репутацию заведомо проигрышным делом? Тем более в случае, когда и у самого рыльце в пушку.
– Почему заведомо проигрышным? Это ещё не известно! Конечно, если заранее сдаться… Он струсил? Испугался шумихи? Большинство газет устроило настоящую травлю, как будто муссировать больше нечего. Не понимаю, как можно выдумать и приписать людям столько грязи.
– Это не травля, а формирование общественного мнения, – невозмутимо пояснил Виктор. – Если угодно, способ исключить возможные попытки повлиять на суд. Способ принудить держаться в рамках законности.
– А чего вдруг ты стал разбираться во влиянии на суд? Я знаю, с кого всё началось, я следила за прессой. Это тот самый писака, что раздувал скандал на пару с Максимильяном. Кстати, не из тебя ли тянул информацию? Крупно подозреваю, это кто-то из твоих дружков.
Виктор усмехнулся, будто мои слова его искренне порадовали.
– Разве я один в курсе всего? С Максимильяном – допустим: я был так зол, что пошёл изливать душу первому попавшемуся знакомому. Но теперь-то меня не было в городе и я ничего не знал.
– Что как раз очень подозрительно. Ты знал, они под колпаком, – этого ему хватило бы. Накрутить остальное – для ушлого журналюги, как понимаю, дело техники. И есть же почта, телеграф, телефон. Да и ты догадался бы передавать информацию через связного. Я уже зареклась тебя спрашивать, на что ты способен ради денег.
Нисколько не обиженный Виктор пожал плечами.
– С газетчиков много не настричь. Хочешь сказать, обвинения сфабрикованы, а у меня тоже был интерес? Что ж, поделись своей версией с комиссаром, он будет счастлив. Пусть сделает запрос и убедится, что я никому не писал, ничего не отправлял и не звонил. Пожалуйста, охотно предоставлю список своих контактёров: это в основном агенты местной полиции. Я был практически круглосуточно в поле их зрения, и они подтвердят, что ни с каким связным не встречался. А для чистоты эксперимента пусть Бертье проверяет и их корреспонденцию. И раз уж на то пошло, он и сам заинтересован в громком процессе. Ему ничего не стоило прикинуться бандитом, втереться ко мне в доверие и выведать всё необходимое.
– Ну, это уже слишком, – хмуро сказала я, чуя, что мой друг со мной просто играет.
– Почему? Потому что ему ты веришь, а мне нет?
– Потому что уж чересчур для него рискованно полностью фабриковать дело и копать под абсолютно невиновных, – возразила я. – Мало, что ли, настоящих мошенников, за поимку которых ему орден прицепят и станут носить на руках? Может, с настоящими придётся дольше повозиться, но, когда обман вскроется, ему же хуже будет.
– Если только он не в сговоре со мной и если это не обман, а честная работа.
Я поцокала языком, не зная, что и возражать.
– Опять ты за своё! В любом случае нужно прекратить газетную травлю. Мы разыщем того писаку, пусть опровержение публикует.
– Когда маховик запущен, это уже ничего не даст.
– Значит, мы запустим свой и начнём с того, что привлечём вруна к суду за клевету и оскорбление! – разозлилась я.
– Как я уже говорил, скорее всего за псевдонимом скрывается коллектив авторов, а не один человек. Возможно, целая редакция.
– Значит, мы привлечём к ответу целую редакцию! – Я сжала кулаки и решительно взмахнула ими. – Что-то ведь нужно делать! Мы ведь должны помочь друзьям! Даже если они в чём-то оступились. Любил ты Элеонор или нет, но ты ведь не можешь так ненавидеть её. Пусть закон есть закон, но мы всё равно должны быть милосердными друг к другу.
Виктор ласково, с грустной задумчивостью посмотрел на меня и приобнял одной рукой.
– Наверное. Скажи об этом Бертье.