Я надула щёки. Нет, и как столь проницательный человек мог нести такую глупость!
– Разве острые ощущения нужны Элеонор, а не тебе? Не путаешь? Она бывает резковата, не миндальничает и не заискивает перед мужчинами. Понятно, ты к такому не привык. Но она ни в коей мере не кровожадна.
Виктор опустил голову и задумался.
– Увы, я хорошо её знаю. Возможно, даже лучше, чем она сама себя. Женщины очень отзывчивы и сердечны, именно поэтому они бывают настолько же кровожадны.
– Просто нашей сердечностью и отзывчивостью не надо злоупотреблять! – воскликнула я и, чтобы не заводиться, почти прошептала: – Ладно, давай не будем спорить, если уж мы оба виноваты. Чем она тебя так пугает? Если пару раз очаровательные мадемуазели переходили тебе дорогу, это ведь не значит, что ты должен всех их бояться и недолюбливать. Правда?
Мой скрытный друг взглянул на меня с явным несогласием и недобро прищурился.
– Правда. Но зачем же всех? Одной достаточно.
Я не знала, что и предполагать.
– Вот из-за кого ты обижен на весь женский род? О, только не говори, что она встала между тобой и Пьером! Ты разобьёшь мне сердце, если для тебя кто-то значил больше, чем сам знаешь кто.
– Как неудобно, когда у девушки на уме одни мужчины, – шутливо посетовал он, сунув руки в карманы и неодобрительно качая головой. – Всё намного хуже: она встала между мной и деньгами.
Деньги – это была его излюбленная тема, когда он стеснялся говорить о чувствах. Может, моя версия о двух принцах, чуть ни вызвавшая снисходительные улыбки, не настолько уж далеко отстояла от истины. Но почему-то мои друзья не хотели этого афишировать и даже передо мной упрямо блюли свои тайны мадридского двора.
– А спектакль как-то относится к вашему прошлому? – спросила я, не рискнув задавать вопрос о наследстве и родственных связях.
читать дальше– Скорее к будущему и только если рассматривать как предостережение. Ну, всё обошлось малой кровью, волноваться не о чем. – Светло улыбнувшись, Виктор едва коснулся моего плеча. – Но ты ведь так и не поела? Прости, что испортил тебе ужин. Впрочем, обещание тебя накормить всё-таки выполню. Где, говоришь, тут кухня? Можем, конечно, выбраться в какую-нибудь забегаловку, но я, признаться, без наличности. Один мой приятель мог бы угостить нас, безо всякой оплаты, но к нему придётся добираться на другой конец города, потому…
Меня так и подмывало съязвить, уж не собрался ли он тащить меня в притон головорезов и бандитов. Я взглянула на его перебинтованную ладонь – мне стало и жаль его, и донельзя обидно. Мой друг был весел, беспечен, даже счастлив, но поводы для оптимизма видел в том, чего следовало бы опасаться.
– Малой кровью? Знаешь, у меня совсем аппетит пропал.
– Это ненадолго, пойдём-пойдём! – Виктор легонько подтолкнул меня к выходу, но я никуда не двинулась и строго посмотрела ему в глаза.
– Ты специально порезался. Так?
Посерьёзнев, он отвёл взгляд, как человек, полностью осознающий, какой поступок совершил.
– У меня сильная хватка, вчера ты в этом убедилась.
– Выкручивать женщине руки – это не по-мужски. Почему вовремя не отпустил? Забылся от упоения? Ты вообще чувствовал, что держишь острое? Разве отдёрнуть руку – не естественная реакция, когда чувствуешь боль?
– Какая разница, что я чувствовал? Я сделал то, что должен был, – уверенно заявил он.
– Кому должен? Ты… решил в жертвоприношение поиграть? Создать себе кровожадного молоха? Зачем? Ради острых ощущений или чтобы любой ценой обратить на себя внимание? Это вообще нормально, как считаешь?
– Говорю же, я не вписываюсь в рамки нормы, – с едкой улыбочкой отозвался он.
– Прекрати, везде ты вписываешься, даже среди этих шальных девиц. – Большим пальцем я указала на залу, откуда теперь неслось элегическое песнопение.
Виктор настойчиво подтолкнул меня к выходу.
– Пойдём, сейчас закончится последний акт, и они вновь хлынут сюда.
– И что? Ты ведь питаешься вниманием. Смотри, красоваться и хвастаться – тоже пагубная зависимость. Ты вёл себя даже отвратительнее, чем вчера с Жозе и застёгнутым. Плёл какую-то ересь, лишь бы только на тебя пускали слюни. Добро бы искал себе девушку, но это ведь наглый обман! И не вздумай лгать, что мстил за меня! Ты ведь и пришёл, чтобы выставить себя напоказ.
Мой друг сдержанно вздохнул.
– Для этого меня и пригласили. Я сказал и сделал только то, чего от меня хотели, вот и всё.
– Ты же не марионетка и не мальчик на побегушках! Ради чего себя так ронять? А если бы они захотели, чтобы ты разделся донага и станцевал им папуасский танец? Ты бы и это сделал?
– Если только на благо нашего Отечества, – с вызовом произнёс он. – Ну, возможно, и при маленьком условии, что до меня не стали бы дотрагиваться.
– С ума сошёл?! Не шути так!
– Я и не шучу.
Нет, доказывать ему что-то разумное было совершенно бесполезно. В отчаянии я закрыла лицо руками.
– Вот поэтому в настоящих отношениях у тебя ничего и не получается! Если ты так ужасно будешь себя вести, так наплевательски относиться к другим и так безжалостно к себе, ты никогда не станешь счастлив, никогда! Ночью я думала, как мне повезло с моими друзьями. Я бы умерла ради любого из вас! За что вы меня так любите? А ты… Выходит, всё напрасно?
Виктор отступил от меня и отвлечённо заметил:
– Да, суицидники – мой профиль, пора мне с этим смириться.
– Чего? – не понимая его врачебной холодности, я взглянула на него сквозь слёзы.
– Грош цена друзьям, которые допустят, чтобы ты за них умирала, – скептически отрезал он, вновь сунув руки в карманы.
– Как ты не понимаешь, – покачала я головой. – Дело не в этом, а в огромном чувстве благодарности всем вам. Знакомо тебе оно?
Виктор флегматично пожал плечами.
– Для человека моей профессии, пожалуй, вредны подобные экстремумы.
– Ну, конечно, а детский эгоизм полезен, – угрюмо вздохнула я, уже не зная, обижаться ли на его безразличие. – Ладно, спасибо, хоть не наврал, что тоже умер бы за меня и всё в таком духе. Вешать лапшу на уши ведь так приятно.
Он ласково усмехнулся.
– Ну, предположим, я бы за тебя не умер, я бы за тебя убил. Но зачем разбрасываться такими громкими признаниями, тем более в этом доме?
Меня взяла оторопь. И что только деялось у него в голове?