– Зачем травиться, если можно отравить? – сквозь зубы процедил Виктор. Дёрнув Элеонор за запястье, он вскочил и так резко вырвал у неё коробочку, что мы обе невольно ахнули.
У меня в голове не укладывалось, что это за вспышка агрессии. Элеонор ведь пошутила. Зачем ей показное, ребяческое целование туфель? Порой она была остра на язык, но лишь потому что не выносила пустозвонов. Старый друг или уж тем более брат должен был бы привыкнуть к её хлёсткому чувству юмора, которое, кстати, ценили в богемной среде. Почему же Виктор слишком серьёзно, слишком нервно реагировал? Или это давние счёты? Когда напряжение велико, и ты вдруг срываешься от самой невинной фразы. Да ещё к чему-то завели речь о яде. Элеонор ведь только подхватила, а первым это слово произнёс Виктор! Какие лекарства для личного использования могли у него быть, если он буквально вчера уверял меня, что здоров? Если только в коробочке – действительно лекарство! Бледность, постоянно мёрзнущие пальцы, восковые ладони, да ещё и агрессивность – возможно, не то что плохие симптомы, а по-настоящему страшные. Нет, он так нервничал вовсе не потому, что был влюблён, а потому что Элеонор могла выдать его тайну! Шансы, что мой друг сам признается, были почти нулевые, и тогда я тем более должна была скорее всё узнать.
Я кинулась к нему и выхватила коробочку почти уже из его кармана. Виктор вздрогнул и обернулся, удивлённый, как будто совсем забыл обо мне.
Второпях я нажала язычок потайной кнопки – и крышка открылась. Будто ценное украшение, в бархатном гнезде был закреплён дымчатый пузырёк с какой-то жидкостью, а сверху лежала изогнутая восковая полоска с углублениями по внутреннему краю, похожими на оттиск челюсти.
– Что это?
Безразлично, словно моя забота совершенно бессмысленна, Виктор посмотрел на меня и опустил взгляд. От его позорного молчания у меня сердце ушло в пятки.
читать дальшеЭлеонор тихо засмеялась.
– Зачем создавать себе врагов, когда есть друзья? Теперь у тебя целых два отпечатка. Можешь использовать оба! Прошу прощения, мои дорогие, я вас покидаю: нужно уделить внимание и другим гостям.
Так по-светски послав его к чёрту, Элеонор удалилась обратно в залу.
Рассчитывать на помощь не приходилось, но, может, это было и к лучшему. Пересиливая волнение, я произнесла как можно теплее:
– Скажи мне: что это? Обещаю, я не буду тебя ни за что осуждать.
Виктор нахмурился, будто сдерживая застенчивую улыбку.
– Я уже сказал.
Да, юлить он мог долго, кто бы сомневался!
– А давай угадаю! – Вынув пузырёк из футляра, я откупорила резиновую пробку и поднесла к носу: запаха не было, абсолютно никакого. – Это пьют, нюхают или колют?
Виктор чуть склонил голову набок, но игру принял.
– Кто-то пьёт очень разбавленный раствор, кто-то колет внутривенно, однако я предпочитаю наружное применение.
– А если выпью, что будет? – Я решительно поднесла склянку ко рту, готовая за своего друга принять какой угодно яд. Наверняка достал бы ещё, но зато его это, может, чему-нибудь научило бы. Мою душу разрывала горькая мысль: пусть в любви у меня ничего не получалось, но, может, хотя бы так я на что-то сгожусь!
– Оставишь меня без антисептика, – пожал плечами Виктор.
Если бы он запаниковал, бросился бы отнимать своё излюбленное зелье, то я бы не знала, что делать и вообще как спасать его от самого себя. Но он глядел на меня уверенно, спокойно и внимательно, как настоящий добрый доктор, у которого, несмотря на всё его человеколюбие, однако, не дрогнет рука сделать тебе противный укол или выписать отвратительно горькое лекарство. Я даже растерялась и, опустив пузырёк, спросила:
– Ты хоть знаешь летальную дозу?
– Конечно, – кивнул он.
– И?
– Зачем тебе?
– Угадаю!
– Десять литров. Устроит?
– Ты издеваешься? – воскликнула я. – Не морочь мне голову! Десять литров, чтоб отдать концы?! Утопиться? Это что, вода?!
– Ну, может, не десять, немного меньше. – Кокетливо скромный, он забрал у меня загадочную эссенцию и окропил ею правую ладонь. – Давай обойдёмся без экспериментов. Держу пари, в этом доме найдётся много всего, чем промочить горло.
Взглянув на его бледную ладонь, я вскрикнула. Наискосок её пересекала неровная кровавая полоса, тоненько подкрашивая вокруг себя сеточки узоров. Похоже, алмазный браслет Элеонор так сильно впился в тело. От вида крови мне вдруг стало безумно жаль моего друга, сами собой навернулись слёзы.
– Прости, прости меня!
– За что? – удивился он и ласково, даже довольно засмеялся. – Всё в порядке, могло быть хуже.