А первое упоминание о ШХ было в миядзаковском «Ветер крепчает», на который таки выбралась. Когда Дзиро спросил у вот этого чувака, Касторпа, не Шерлок Холмс ли он. На что Касторп вполне мог бы ответить:
— Нет, я Майкрофт Холмс.
Хотя да, интересно, Шерлок Холмс в 30-х в Японии, по особому заданию... старичком должен был уже быть...
Маньячный чувак, маньячный. Таки я бы (в лучших традициях Теории Заговора) сделала его агентом влияния, который под видом обаятельного, но чудаковатого курортника прощупывает почву и толкает определённые идеи среди японских военных инженеров.
Кстати, нашёлся такой персонаж, Ганс Касторп — и тоже санаторий, и опять туберкулёз, и недоступная любовь... То-то Касторп у Миядзаки так радуется женитьбе Дзиро и Наоко.
А что? таки ж и Холмс мог взять себе псевдоним литературного героя.
Да, я старый слэшер, и насчёт Дзиро и его друга (есть тут мнение, что он Жук) тоже не могла устоять.
Совместное лазанье на одну стремянку и поездка в Германию, номер с одной двуспальной кроватью... Ну, в общем, фантазии старого слэшера.
А вообще мне нельзя смотреть такое. Вроде сначала ничто не предвещало, общая ирония давала ощущение лёгкости и надежду на хоть мало-мальски светлое будущее. А потом, когда стало ясно, что любимая, а впоследствии жена Дзиро, больна и умрёт в конце концов... Когда за время фильма уже ассоциируешь себя с героем, находишь какие-то ассоциации, вспоминаешь реальные движения и успеваешь провести кучу своих параллелей, то потом ощущение, что это всё происходит с тобой, что это твоя личная потеря. Тяжко, в общем.
И если в плане фактического, логического построения композиции фильма ещё можно вполне чётко увидеть завязку, развитие действия, кульминацию и развязку, то в эмоциональном плане ощущение, что фильм обрывается на точке наивысшего напряжения. И разрядки не наступает. И всё, и потеря, и, ето самое, деструкция ожидания, и дальше только рыдать. Ну, сильный приём, в полной мере ощущаешь трагичность: таки успешные испытания, таки Дзиро сделал наконец тот самолёт, таки вершина инженерной мысли, таки страна теперь может не закупать иностранные корыта втридорога, а, типа, накормить на эти деньги бедняков и всё такое. Но при этом у Дзиро умирает нежная, любимая жена, говоря «живи», возвратив ему слова, которые он сказал ей в детстве, в первую встречу. Заканчивается всё фантастическим разговором с итальянским экспериментатором Капрони (ооо, тот ещё выдумщик! прям неустанный Вдохновитель) — кстати, тоже реальный чувак, как оказалось, — который когда-то приходил к Дзиро во снах и вообще сподвиг стать авиаконструктором, ибо пилотов много... Помог встать Дзиро на ноги и ушёл, а тут возвращается. В общем, Дзиро, прямо на испытательном поле чувствуя, что что-то случилось, с горя опять стновится визионером и не только вновь летает с Капрони, но и прощается с женой, которую уносит ветер. И если б Капрони не вернулся, с катушек мальчик бы слетел, не исключено. Конструктор одолел ветер, а ветер унёс его жену. Вроде как должен быть триумф, а на деле трагедия. По-моему, безысходности гораздо больше, чем в других фильмах Миядзаки.
На кладбище погибших самолётов.
Полёты с Капрони в детстве.
Прогулки по крылу — шикарное развлечение.
Два
И ленточка на шляпке Наоко тоже.
Ну, хорошенькая же, такая дельтийская девочка, так жалко.
Шеф — почти Арамаки.