Первого числа в ночи они «заговорили», к моей радости. Они шли по грязному переулку, где, казалось, всё ещё было принято выливать помои на мостовую.
— Зачем нам даются страдания? — разглядывая гладкие камни под ногами, задумчиво произнёс Пауль.
— Возможно, для того, чтобы вы задались этим вопросом. Или не задавались, — ответил Виктор, не поворачивая головы.
— Для спасения души? — продолжал Пауль. — Я даже не знаю, если ли она у меня.
— Вас я не оперировал, потому о вас ничего сказать не могу. Но я делал достаточно вскрытий, и, увы, —
души не видел ни разу.
— Потому что вы вскрывали трупы.
Виктор кивнул.
— Убедительно.
— Если она есть, её нужно прятать от таких прагматиков, как вы. Как профессор, как Бетси. Душа должна быть невидимой и неосязаемой.
Виктор покосился на него с незаметной усмешкой.
— Мы все по-разному прагматики. Вы ведь её чувствуете, если готовы защищать, как вы говорите, «от нас»? Вам нужны доказательства реальности того, что вы можете потрогать, понюхать, попробовать на вкус?
читать дальше
— Некорректное сравнение, — заметил Пауль.
Виктор пренебрежительно скривился.
— Корректное. Если я скажу вам, что вы болван, вы, возможно, будете сомневаться в том, правильно ли расслышали, но не в своей реакции.
Пауль вздохнул.
— Вы всё намеренно упрощаете.
— Я всего лишь зеркало. Вы разве не заметили?
— На Востоке зеркала кладут в гроб к мёртвым, — мрачно заметил Пауль.
— О, а это уже оскорбление меня как вашего лечащего врача.
— Подайте на меня в суд, — съязвил Пауль, прищурясь.
— Я сделаю лучше. — Виктор резко развернулся и, преградив Паулю путь, навис над ним. — Я сдам вас. Прямо сейчас пойдёте со мной в полицию.
Пауль улыбнулся.
— Как, право, интересно.
— Комиссар выхлопочет мне вознаграждение. Оно, конечно, не сравнится с вашими деньгами, которые я заберу, если просто оставлю вас здесь. Вы ведь заметили, что за нами наблюдают. И стоит вам остаться здесь без меня, даже если я никому не буду давать особых указаний... Тут убьют и за меньшее, чем у вас сейчас в кармане. Однако мне доставит особое удовольствие сдать вас комиссару, даже ценой потери вашего состояния.
Пауль с грустью рассматривал его усталое лицо.
— Охотно верю, что вы тут свой человек, но вы блефуете. Я бы очень хотел сдаться, но это невозможно. Вы сами не пустите меня. Вы ведь хотите, чтобы я боролся.
— Значит, самосохранение ещё работает, — заключил Виктор, отступив и порывисто, словно с недовольством, развернувшись. — Не споткнитесь, тут скользко.
Паулю стало его жаль.
— Не стоит, право. Ваше силы достойны лучшего применения. Сочувствую вам, доктор, сочувствую.